Он дошел до города, где его встретили местные жители, просившие взять их под свое покровительство — несмотря на все обещания итальянца, византийцы не очень доверяли Бонифацию Монферратскому. Латинский император дал свое согласие и даже подписал хрисовул, сохраняющий за фессалоникийцами их старые права. Но тут последовало сообщение из Константинополя о том, что дож Дандоло настоятельно требует его возвращения в столицу. После этого можно было с уверенностью сказать, что граф Монферратский выиграл дипломатическую битву у французов. Теперь императору нужно было завоевывать Фессалоники, если он хотел наказать Бонифация[10].
Эта история имела дальние и весьма опасные последствия для Балдуина и попутно дарила шанс на жизнь молодому Никейскому государству, куда в массе своей бежали потерявшие отечество византийцы. Ведь на Фракию претендовали болгары — куда более опасный соперник, чем свергнутые цари Византии или Бонифаций Монферратский. Было чудом, что Латинский император, вектор интересов которого объективно лежал на Востоке, упрямо смотрел на Фракию. Вместо пустых ссор с соотечественниками ему следовало прибрать к своим рукам Малоазиатские владения Византии. И если он хотел не только называться Латинским императором, но и быть им, то Балдуину необходимо было предоставить Вифинию своему вассалу Луи, герцогу Никейскому[11]. И, без сомнения, этот поход мог стать гибельным для Никеи, если бы внезапно Балдуин не вынужден был потратить время на выяснение отношений с Бонифацием[12].
Еще одним подарком судьбы стало то, что Балдуин высокомерно отверг предложение о дружбе, направленное Иконийским султаном Кей-Хосровом I. Этим самым он лишил себя могущественного союзника в Малой Азии, совместно с которым мог легко захватить Вифинию и Мезию[13].
Оставив в Константинополе дожа Дандоло, Балдуин вместе с братом Генрихом Фландрским отправился с небольшой армией во Фракию. Но воевать с Мурцуфлом ему не пришлось — того ослепил тесть и выдал латинянам. Вскоре Алексей V был казнен в Константинополе. Как рассказывают, по совету дожа Дандоло бывший император был сброшен вниз со столпа святого императора Феодосия — латинянам очень хотелось, чтобы эта казнь была доступна всем для обозрения[14]. Конечно, данная акция не прибавила любви к латинянам со стороны византийцев — каким бы плохим ни был Мурцуфл, он являлся Римским императором. Как известно, в истории Византии насчитывается немало случаев, когда цари не просто свергались конкурентами, но и погибали вследствие дворцовых переворотов. Но разве можно было бы предположить, что василевс, пусть даже и бывший, будет казнен публично?! И его позорная казнь стала откровенной издевкой латинян над византийцами и их традициями.
Алексей III также не доставил Балдуину больших хлопот — его вместе с бывшей царицей Ефросиньей арестовали и отправили в Германию, куда, впрочем, как мы вскоре узнаем, он не прибыл. Казалось бы, теперь Латинский император получил возможность направить свою армию против Никеи. Но и в эту минуту Бог уберег Ласкариса и никейцев от страшной опасности, столкнув латинян с новым врагом, выпестованным их собственным высокомерием. Перед Балдуином предстал Болгарский царь Иоанн I Калоян, чьи интересы также лежали во Фракии. До некоторого времени болгары искренне желали победы крестоносцев над византийцами, и еще при осаде Константинополя Калоян обещал латинянам прислать 100 тысяч войска для помощи. Но затем наступил резкий обрыв отношений, который, безусловно, предвидел Бонифаций Монферратский, подталкивая императора Балдуина к походу во Фракию, на которую претендовал Калоян.
Дело в том, что царю болгар были вовсе не безразличны территориальные притязания латинян на Балканах. Человек, хорошо знающий себе цену, имеющий хорошую и многочисленную армию, Калоян был чрезвычайно щепетильным, если речь заходила о внешних формах, и как ни в чем не бывало подписывался титулом «император». Когда в том же году император Балдуин пожелал принять присягу от Калояна на верность, то возникла первая размолвка. Болгарский царь надеялся заключить союз с латинянами как равный с равными. Но получил надменный ответ: Балдуин заметил, что болгарину надлежало обращаться к Латинскому императору как к своему господину, а не как к товарищу. Было бы удивительным, если бы Болгарский царь оставил такие выпады в свой адрес без удовлетворения. Война стала неизбежной. После этого можно было с уверенностью говорить, что надежды папы Иннокентия III на продолжение 4-го Крестового похода стали совершенно иллюзорными — при таком клубке противоречий и все явно проявляющихся векторах столкновений ни о каком походе на Иерусалим не могло быть и речи.
10
12