Хотя вследствие героической борьбы византийцы вернули себе многие территории, все же западное влияние присутствовало и в Греции, и на Пелопоннесе. Экономическое и военное превосходство латинян также являлось безусловным. А вакуум власти, возникший в годы латинского завоевания Византии, привел к тому, что православные государства на Балканах вышли из-под сферы влияния Римской империи. В общем, подытоживая, можно сказать, что, в отличие от ислама, православной цивилизации Византии Крестовые походы нанесли смертельный удар. Политические события резко отразились и на церковных отношениях Востока и Запада, хрупкой целостности которых был нанесен страшный удар[259].
Более того, в начале царствования Палеолога отношения Римской империи с Западом существенно ухудшились и осложнились по сравнению даже с недавними годами. Захват Константинополя — вершина славы Михаила VIII Палеолога, на удивление, принес много новых проблем, решение которых оказалось не по плечу не только самому василевсу, но и его преемникам. Если во времена Никейской империи между греками и Западной Европой находилась Латинская империя, то теперь этот промежуточный балласт, постоянно требовавший помощи от папы и позволявший Византийским царям играть на противоречиях своих врагов, исчез.
Римская империя была почти восстановлена, но отныне ее василевсам пришлось напрямую столкнуться с теми западными государями, которые считали делом чести возродить Латинскую империю или присоединить к себе ее бывшие земли, ссылаясь на многочисленные акты и договоры, заключенные Балдуином II. Династические союзы и браки внесли столько сумятицы и неразберихи с правовой точки зрения, что теперь не только бывший Латинский император, но и Германский король, Французский монарх и другие государи Запада считали себя наследниками бывших владений Балдуина II.
Годы латинского ига оставили глубокие раны на теле блистательной ранее Византии. «Великая глава, Константинополь, венчала ослабевшее, подвергающееся со всех сторон нападениям тело». Венеция и Генуя полностью доминировали на море. Греция по-прежнему находилась под владычеством латинян, а греческие Эпир и Фессалия в своем упорстве не позволяли объединить под скипетром Византийского императора все ромейские земли. Север Балканского полуострова находился во власти сербов и болгар, создавших свое могущество за счет ослабления Византии. Разумеется, ни Сербия, ни Болгария не осмеливались в одиночестве напасть на Римское государство. Но они могли поддержать удар Запада в направлении Константинополя. Западные державы также не являлись друзьями Византийской империи. Поэтому объединение их в одну группу неминуемо повлекло бы гибель Византии[260].
Позиция Рима также резко изменилась: ранее папы были готовы пойти на большие уступки грекам для того, что сохранить детище западной цивилизации со столицей в древнем Константинополе. Теперь же они могли смело играть на слабостях Византии, диктуя свои условия и объединяя весь Запад в борьбе со «схизматиками». Римским епископам было тяжело взирать на то, что византийцы, бывшие почти в их власти, теперь ускользали из рук Западной церкви. Верные своим представлениям о необходимости восстановления Кафолической Церкви под главенством Апостольского престола, они ни при каких обстоятельствах не согласились бы с фактом существования независимой Константинопольской церкви. Единственный на тот момент времени интегрирующий центр всей западной цивилизации, Рим, мог решить судьбу Византийской империи — как в положительном смысле, так и в отрицательном.
Следует сказать, что никогда, ни до, ни после, Рим не достигал такого могущества, как в XIII веке. Достаточно сказать, что IV Латеранский Собор 1215 г. официально объявил Римскую церковь матерью всех Церквей и наставницей всех верующих, а ее епископа — стоящим выше патриархов Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима. А папа Климент IV, о котором речь пойдет ниже, искренне высказал убеждение об абсолютном праве понтифика распоряжаться всеми Церквами, церковными должностями, положениями и бенефициями. Теоретически еще сохранялся вопрос: кто главнее — папы или Вселенские Соборы, но на практике апостолик считался главой церковного управления и верховным законодателем и судьей Западной церкви. А потому самостоятельно определял те правила, которые затем послушно принимались на «Вселенских» соборах. Глава Апостольского престола закрепил за собой также право облагать налогами все Церкви, подчиненные Риму. К нему теперь обращались не иначе как к «наместнику Христа на земле», «святейшеству», sanctitas или sanctissimus. Со времени папы Иннокентия III стали считать, что легендарный библейский царь Мелхиседек есть прообраз Римского епископа, сочетающего в себе функции Римского императора и священника[261]. Как известно, ранее образ Мелхиседека олицетворялся в сознании современников исключительно с Римским царем; более чем заметная разница.
259