Именно в этом столетии на Западе папам стали официально приписывать эксклюзивные права отпускать наиболее тяжкие грехи — святотатство, кровосмесительный брак, содомию, убийство духовных лиц и т.п. Только апостолик отныне мог канонизировать святых и признавать подлинными их мощи. Кроме того, понтифику принадлежало полномочие изъятий из епископских юрисдикций. Исключительно он принимал решение о созыве «Вселенских» соборов Западной церкви. Ни один епископ отныне не мог оставить свою должность без согласия Рима или быть перемещенным с одной кафедры на другую. Каждый архиепископ не ранее вступал в свою должность, прежде чем давал клятву верности Римскому епископу и получал от него палии. Поездки adlimina, которые епископы обязаны совершать в Рим после своей хиротонии, отныне становятся безусловным правилом. Латинские архиереи начали называть себя: «Епископ по милости Божьей и святого Апостольского и Римского престола».
Наконец, столь знакомая нам «теория непогрешимости» Римского папы, когда он вещает ex cathedra, уже в середине XIII века получила публичное признание на нескольких западных «Вселенских» соборах. Не возвысившись еще до степени верования de fide, она, по словам исследователей, становится верованием prope fidem. Даже могущественный Французский король Людовик IX Святой, относящийся к папе как к собственному епископу и чуткий к правам галликанского архиерейства, составивший в 1269 г. «Прагматическую санкцию», регулирующую права Римского престола, вынужден был соотносить свою политику с требованиями и пожеланиями понтифика[262].
Достаточно было папе, обладавшему таким могуществом, объявить новый Крестовый поход на греческий Константинополь и дать свое духовное благословение, как крестовое воинство поднялось бы на Византию. И, наоборот, — без согласия понтифика ни один западный государь не осмелился бы в XIII веке начать войну на Востоке. Правда, эти легкие в теоретическом отношении конструкции в действительности осложнялись многими привходящими обстоятельствами. Запад не был единой силой, и его государей раздирали множество противоречий, застарелых споров и обид, требовавших деятельного участия Римского папы, как универсального посредника и арбитра. Понтифику постоянно приходилось вмешиваться в межгосударственные и межличностные конфликты сильных мира сего, выискивая компромиссные варианты. Кроме того, власть апостолика при всей ее значимости и величии не казалась безусловной для всех монархов. Достаточно напомнить многовековое противостояние Рима и Германских королей, достигшее к середине XIII столетия своего очередного пика.
Римскую курию чрезвычайно волновала и судьба Италии, ставшей в очередной раз объектом спора между Германией, Францией и самим папством. В частности, весьма серьезно встал вопрос о том, какой нации принадлежит право устанавливать Imperium — германцам или французам. Папы-французы активно работали на пользу Людовика IX Святого, но немцы активно противодействовали им. Они прекрасно понимали, что идея Империи создала германскую нацию и позволила немцам возвыситься над всеми европейскими народами. Потерять Imperium — значит потерять себя, свое могущество. Чуть позднее описываемого периода, в 80-х гг. XIII века, видный германский клирик, долгое время проживавший в Риме и занимавший высокую должность в папской курии, Александр фон Роэц, откровенно потребовал законом закрепить Imperium за германской нацией. Он был готов признать за Италией sacerdotium (первосвященство), за Францией — stadium (преданность), но не соглашался отчуждать кому-либо имперское звание, которое по праву принадлежало, с его точки зрения, исключительно Германии[263]. Конечно, это были не единственные противоречия, разъединявшие народы Запада, и далеко не все из тех, которые мы упомянем позднее.
Данные обстоятельства давали шанс Византийской империи выйти «сухой из воды», но только при наличии нескольких обязательных условий. Власть Византийского императора должны была найти дипломатическое подтверждение на Западе — в противном случае он попросту не признавался лицом, правомочным на заключение необходимых соглашений, и договоры с ним не имели бы никакой силы. Нельзя забывать, что существовала Трапезундская империя, цари которой, ссылаясь на свою родословную, претендовали на императорский титул и вообще считали Михаила VIII Палеолога узурпатором. Перед Дуками, Комнинами и даже Ангелами такой задачи не стояло — они по праву преемственности занимали престол древних Римских царей в условиях единой Византийской империи. И ни у кого на Западе даже не закрадывалась мысль о том, что эти василевсы должны кому-то и что-то доказывать. Даже Германские короли, традиционно претендовавшие на титул Римского императора, не могли игнорировать исторические факты и саму действительность.
262
Эпоха Крестовых походов / Под ред. Э. Лависса и А. Рамбо. Смоленск, 2002. С. 265–267, 371.