Когда Совет Республики одобрил основной план Дандоло, тот внес некоторые технические коррективы. В частности, для больших гарантий он решил сам сопровождать пилигримов в походе на венецианских судах. А из опасения, что оглашение секретного пункта решения Совета (официальное решение касалось только отсрочки уплаты долга) может вызвать негативную реакцию крестоносного воинства, решено было максимально закамуфлировать намерения венецианцев внешними причинами, поставив рыцарей перед свершившимся фактом[983].
Но, объективно говоря, эти меры предосторожности были излишними — многие крестоносцы не обладали таким запасом нравственных качеств, чтобы с ходу отвергнуть предложения, сулящие им материальную выгоду. Достаточно было выдержать лишь верный тон и не оскорбить их каким-либо неприятным намеком. По существу, мысль уничтожить Византию уже много лет витала на Западе. Даже во время 1-го Крестового похода, когда общий настрой был более возвышенным, чем сейчас, Константинополь едва не пал жертвой пилигримов. Затем на него заглядывался Фридрих I Барбаросса и его сын Генрих VI. В сознании французских рыцарей византийцы давно являлись первой и последней причиной неудач последних крестоносных мероприятий, и жажда мести обуревала их. Не отставал и Рим, где греков называли не иначе как «схизматиками». Насилие, совершенное Алексеем III над братом, служило прекрасным поводом для легального нападения крестоносцев на «Новый Рим»[984].
Ничего не говоря об истинных целях путешествия, венецианцы посадили пилигримов на корабли и целый месяц бесцельно крейсировали по Адриатике. 10 ноября 1202 г. корабли подступили к Заре, и рыцарям было сказано, что это — единственный пункт, где можно перезимовать. Здесь произошел один любопытный эпизод, замечательно иллюстрирующий многоцветие отношений, царящих в лагере пилигримов. Представитель папы в походе кардинал Пьетро Капуано, сопровождавший крестоносцев, прекрасно понимал, в какой ситуации те оказались. Его попытки уговорить венецианцев перевезти рыцарей в Александрию не увенчались успехом — дож не был намерен простить долг Республике. И тогда легат, по сути, благословил нападение на Зару. Но сам папа был настроен против этого начинания. Не успели пилигримы разбить лагерь у стен города, как их догнало послание Иннокентия III, в котором тот категорически запрещал им нападать на христианские земли[985].
Наверное, понтифик действительно не желал этого скандала, но невольно закрадывается мысль: мог ли не знать этот Римский епископ, что никакой альтернативы у крестоносцев уже не осталось?! Что в ноябре месяце никакой иной гавани, способной обеспечить их пребывание в течение зимних месяцев, просто нет? И если да, то какую ценность имеет этот запрет?
Так или иначе, но запрет папы не произвел никакого практического действия, штурм Зары начался. На всякий случай ни дож, ни Бонифаций, ни папский легат не вышли на палубу корабля, когда крестоносцы начали атаку венгерского города, который пал 24 ноября. Разгром был страшный: рыцари убивали венгров и продавали в рабство, как скот, церкви были разрушены и полностью ограблены. Папский легат поспешил покинуть крестовое воинство, и среди латинских клириков стали слышны нотки заговорившей совести — ведь все-таки венгры были христианами и даже принимали участие в предыдущих Крестовых походах.
Папа Иннокентий III направил пилигримам предупреждение, что при последующих грабежах христианского населения он просто отлучит от Церкви весь Крестовый поход до последнего человека. Конечно, он был разгневан, поскольку, пойдя на приступ Зары, крестоносцы пренебрегли опасностью навлечь на себя гнев Апостольской кафедры. Но Иннокентий III затем успокоился и принял раскаяние французов. Характерно, что венецианцы и не подумали поступать таким же образом, и понтифик их отлучил от Церкви, что, впрочем, не привело ни к каким последствиям[986].