И ранее Вселенские Соборы не представляли собой закрытый анклав епископов, но теперь в Никею были целенаправленно во множестве приглашены монахи — всего на заседаниях присутствовал 131 инок. Более того, им предоставили равное право голоса с присутствующими епископами, причем со ссылкой на канонический обычай. «Справедливость требует, — сказали Отцы на первом заседании, — чтобы и досточтимые иноки подали свой голос». Савва, игумен Студийской обители, сказал: «Если порядок требует, чтобы и иноки подавали голоса, то пусть будет по вашему приказанию». И в ответ услышал от св. Тарасия: «Таков порядок, что каждый из присутствующих на Соборе голосует свое убеждение»[199]. Может быть, несколько преувеличенно опасаясь рецидива иконоборчества, святая Ирина провела тонкое решение, согласно которому ее представители — государственные сановники также получили право голоса (!). По одному справедливому замечанию, «право в Церкви рождается из моральной силы»[200].
Первое заседание Собора (всего их было восемь) состоялось 24 сентября 787 г. в храме Святой Софии в Никее. Хотя, как следовало предположить, Отцы должны были непосредственно начать с обсуждения спорного вопроса, но вместо этого речь зашла о возможности принятия в общение епископов-иконоборцев. Собственно говоря, тем самым общий настрой Собора и его определения были предрешены: если иконоборцы уже признаны преступниками против Церкви и Православия, то какие уж тут обсуждение и дискуссия? Но в том-то и состояла спасительная для Кафолической Церкви сила власти православных императоров, что их царственная единоличная воля промыслительно предопределяла решение догматического спора.
Эта стадия Собора не обошлась без некоторого противостояния — уже между самими иконопочитателями. Константинопольский патриарх и сановники императоров (матери и сына), отдавая предпочтение принципу «домостроительства», икономии, считали возможным принять в общение тех епископов-иконоборцев, которые по заблуждению подчинились решению Собора 754 г. и теперь раскаивались. Но им противостояло монашество, сделавшее акцент на чистоту канонов и совершенно игнорировавшее общественно-политическое значение этого Вселенского Собора. Для них вопрос о церковном лечении больных членов Церкви вообще не стоял — считалось, что те, как еретики, уже отвергли себя от Кафолической Церкви, и нужен только формальный акт, подтверждающий их отлучение. В качестве компромисса все иконоборцы были разделены на три группы — по степени тяжести их преступлений против Православия.
По приказу императоров обвиняемые явились на Собор, где предстали перед церковным судом. В первую очередь допросили митрополита Анкирского Василия, митрополита Мир Ликийских Феодора и епископа Амморийского Феодосия. Те горячо раскаялись в своих прежних заблуждениях. Так, Феодор, митрополит Мир Ликийских, признался в своем невежестве, лености и умственном нерадении, а затем принес анафемы всем иконоборцам. «Противникам христиан, то есть иконоборцам, анафема! Утверждающим, что христиане прибегают к иконам, как богам, анафема! Называющим святые иконы идолами — анафема!» После этого св. Тарасий торжественно произнес: «Вот, некоторые бывшие обвинители Православия ныне стали его исповедниками!»[201] Монахи согласились, но потребовали вписать в протоколы заседания, что принимают раскаявшихся лиц по тому чину, по какому восстанавливают в общении лиц, обратившихся из ереси.
В этот же день были приглашены и 7 епископов «второй очереди»: митрополит Никейский Ипатий, митрополит Родосский Лев, митрополит Писсунитский (Галатия) Григорий, митрополит Иконийский Лев, митрополит Антиохии Писидийской Георгий, епископ Иерапольский Николай, епископ острова Карпаф Лев. Вина этих архипастырей была большой — именно они в прошлом году сорвали созванный Вселенский Собор. На заседании, начавшемся во второй день, эти епископы деятельно раскаивались, объясняя свое заблуждение «неведением и неразумением». Правда, это раскаяние было поставлено под сомнение, но в конце концов и их согласились оправдать, хотя встал тот же вопрос, что и ранее: каким чином принимать подсудимых в церковное общение?
Надо отдать должное подсудимым — хотя им грозило лишение епископского сана, они категорично отвергли подсказанную версию, будто их силой заставили принять иконоборчество. «Пусть скажут, — предложили некоторые присутствовавшие на Соборе иноки, — были ли они увлечены и претерпели ли насилие? И потому ли отступились от истины?» На что Ипатий и другие епископы напрямую сказали: «Мы насилия не терпели, не были также и увлечены; но, родившись в этой ереси, мы в ней были воспитаны и возросли». Этот ответ, кстати сказать, совершенно исключает набившую оскомину позднейшую «теорию», будто бы императоры-иконоборцы постоянно злоупотребляли силой для насаждения иконоборчества. После длительных дебатов раскаявшиеся епископы были наконец приняты в общение без поражения в правах[202].