Но самый большой заговор случился в 1047 г., когда патрикий и вест Лев Торник, род которого вел свое начало от армянских князей, возглавил недовольных аристократов Македонии, желавших вернуть утраченное влияние при дворце. Вследствие неясных причин император Константин Мономах давно недолюбливал Торника, а потом окончательно рассорился с ним. У царя были две сестры — Елена и Еврепия, и обеих он не ставил ни во что. Но если первая сестра старалась не надоедать царственному брату, то Еврепия, дерзкая по натуре, частенько являлась к Мономаху и выговаривала всяческие неприятные слова. Узнав, что василевс не благоволит к Торнику, она специально приблизила того к себе, дав повод для всевозможных догадок и сплетен. Лев и Еврепия настолько надоели императору, что он просто сослал Льва на периферию, откуда вскоре пришли вести, будто Торник задумал поднять апостасию. Недолго думая Мономах направил в Адрианополь своего сановника с приказом постричь Льва в монахи, и тогда Торник действительно решился на мятеж[813].
В Адрианополе он был провозглашен императором, и к его войску, состоявшему из солдат Македонской фемы, во множестве примкнули болгары и славяне. Надо сказать, для легитимизации своих претензий на царство Торник широко использовал ложный слух, будто бы Константин IX Мономах умер, а царица Феодора пожелала видеть Льва своим мужем и императором, но такому счастливому исходу противятся враги в Константинополе. Этому поверили, поскольку всем было известно, что Мономах давно и серьезно болеет. Нашлось много недовольных лиц, желавших что-то изменить к лучшему в этой жизни — в первую очередь представители воинского сословия. Войска поддержали нового претендента, в котором видели товарища по оружию, тем более если царь, как им сказали, умер.
Как известно, история не знает сослагательного наклонения, но кто может сказать, состоялась бы эта апостасия, знай мятежники правду? Ведь, откровенно говоря, при всех недостатках Константина IX Мономаха очень любили за справедливость и доброту, в том числе и в увядавшей армии. Рассказывают такой характерный случай. Некоего военачальника обвинили в присвоении крупной суммы денег, выделенных для уплаты войску жалованья. Явившись на суд царя, он признался в преступлении, но просил, чтобы сумма долга была погашена не полностью, поскольку в противном случае он просто не сможет оставить детям никакого наследства. На это Мономах спросил: «Будешь ли ты доволен, если кто-нибудь разделит с тобой твой долг?» Конечно, тот со слезами на глазах ответил, что будет почитать такого человека как Ангела. Тогда василевс объявил, что сам даст обвиняемую нужную сумму для покрытия трети долга. Тот едва не испустил дух от избытка чувств и неожиданности. «Я прощаю тебе две трети долга», — добавил император, а потом, почти сразу, произнес: «Нет, я прощаю тебе весь долг!»[814] Безусловно, такие истории были на слуху у войска, и солдаты помнили о благородстве «умершего» царя.
Но в ту минуту все пребывали в заблуждении, уверенные, будто идут в столицу восстанавливать справедливость. По мере продвижения Торника к Константинополю к нему присоединялись все новые и новые отряды, возглавляемые боевыми командирами, оставшимися без средств к существованию. В сентябре 1047 г. Торник подошел к столице и осадил ее. В числе его союзников значились такие мощные фигуры, как Иоанн Ватац, Феодор Стравомит, Полис и Марианн Врана, а также члены семьи Глабы, позволившие ему собрать значительное войско, а также сестра императора Еврепия[815].
Положение Мономаха оказалось критическим, к тому же он опять сильно заболел. Как говорят, у него началось обострение подагры, и царь буквально не мог ходить. Его желудок, испорченный всевозможными кулинарными изысками, почти перестал функционировать — поэтому-то по Константинополю и поползли слухи, будто василевс умер[816]. За исключением отряда иностранных наемников, у царя не было войска, отсутствовал и полководец, которому он, малоопытный в военном деле, мог бы доверить оборону города. Торник попытался склонить константинопольцев к добровольной сдаче столицы, но те ответили отказом — Мономах должен был выйти на крыльцо Влахернского дворца, чтобы напомнить о себе народу, и его права на царство горячо поддержали. Тогда начался обстрел города, и одна стрела едва не попала в императора, с балкона взиравшего на атаку мятежников. В этот момент настоящим спасителем Мономаха стал патриарх Михаил Керулларий. Он единственный сохранил самообладание, поддерживал упавшего духом царя, организовывал население для отпора мятежникам, что в значительной степени способствовало повышению его авторитета.
815