Траян отвечал на это письмо: «Любезный Секунд! Я одобряю твои действия относительно тех лиц, которые обвиняются в принадлежности к христианству. Ибо в этом отношении нельзя установить ничего общего, что бы могло служить определенным правилом. Разыскивать их не следует; если же кто явно изобличен будет, то должен потерпеть наказание, но при этом, если кто будет запираться и скажет, что он не христианин, и докажет это самым делом, т.е. воззванием к богам нашим, таковой ради своего раскаяния должен получить помилование, хотя бы и оставалось подозрение относительно прошлого. По поводу анонимных писем не возбуждай преследования: это могло бы послужить дурным примером и не согласно с современными требованиями».
Из приведенных писем можно видеть, что в начале II в. светская власть, хотя и отличала христиан от иудеев, но еще не выработала определенных законодательных и полицейских мер к преследованию нового вероучения; находя, что христиане в сущности безвредны, что слухи о тайных собраниях их преувеличены и несправедливы, светская власть колебалась – следует ли принимать строгие меры, и к чему приведут они; мы видим тут борьбу чувства с долгом, буквы закона с силой общественного мнения. Собственно, с III в. уже обнаруживается решительное стремление вырвать с корнем новое вероучение; но, будучи прихотью некоторых императоров, это стремление не было обычной политикой светской власти и нередко сменялось терпимостью и благорасположением к христианству; так, при Александре Севере (222–235) христиане строят уже церкви.
Известно, что считается 10 гонений на христиан до эдикта веротерпимости Галерия в 311 г. Мы не будем останавливаться на них, ограничимся лишь краткими замечаниями. Если понимать под гонениями действительные репрессивные меры, принимаемые правительством против принципа христианства и приводимые в исполнение во всей империи, а не случайные вспышки народного нерасположения и своеволия правителей, тогда мы не насчитываем десяти гонений. Собственно, преследования были при трех императорах: Максимине (235–238), Деции (251) и Диоклетиане. Изложим обстоятельства этого последнего гонения. Главнейший источник для истории христианства при Диоклетиане и Константине – Лактанций и Евсевий. Сначала ритор в Вифинии, потом воспитатель Криспа, сына Константина В., Лактанций между другими сочинениями оставил и историю гонений на христиан, начиная от Нерона. Сочинение «De mortibus persecutorum» («О гибели преследователей») составлено не позже 323 г. и имеет тенденциозный характер. Лактанций желал показать современникам и потомству великие дела Божий в судьбах христианства: «Да знают все, как удивил Господь величие свое в истреблении и уничтожении врагов имени своего». Руководящая мысль в его изложении следующая: преследование христиан всегда сопровождалось страшными карами, постигавшими гонителей, или: император – дурной человек, ergo он гонит христианство, ergo его постигает бедственная кончина. Хотя указанная цель лишает автора объективности, тем не менее, имея в виду, что Лактанций не выдумывает фактов, а только своеобразно комбинирует их, что он жил в восточной половине империи в Никомидии и хорошо знал столичные события (Никомидия была центром тогдашней политики), сочинение его должно считаться важнейшим источником для церковной, а частью и политической истории времени Диоклетиана.
Евсевий, по прозванию Памфил, родился в 264 г. в Палестине, воспитывался в Антиохии, с 315 г. был епископом Кесарии. Он был приближенным и почетным лицом у имп. Константина, говорил ему похвальное слово на тридцатилетие и составил его биографию, умер в 340 г. Евсевию мы обязаны исторической хронологией – Παντοδαπή Ιστορία: этот труд сохранился только в отрывках и был продолжен Иеронимом (330–420). По церковной истории Евсевий составил Έκκλησιαστιχή ιστορία, где в 8 и 9 кн. повествуется о Диоклетиановом гонении, и отдельно монографию De martyribus Palaestinae. Евсевий писал свой труд по церковной истории в Кесарии (ок. 313 г.), западные события для него малоизвестны; также и о столичных делах он менее знает, чем Лактанций, зато он непосредственный свидетель того, как исполнялись императорские эдикты против христиан в восточных провинциях и в Палестине. Евсевий приводит содержание императорских эдиктов, но равную эдиктам достоверность придает местным повествованиям о святых и мучениках. Особенно важное значение имеет для нас VIII книга церковной истории, потому что сообщаемые в ней данные легко проверяются календарными отметками палестинских мучеников.
Хотя христианство в конце III в. не было еще терпимой верой, но распространение его шло весьма быстро; при Диоклетиане мы видим христиан уже во дворце. Живопись катакомб свидетельствует, что христианство обладало уже в это время высоким подъемом творчества и полагало основы христианскому искусству. Жена и дочь императора оказывали им благорасположение, между дворцовыми чинами и прислугой было немало христиан. Строились повсюду церкви, даже в Никоми-дии, в виду дворца, высился христианский храм; за то и благословлял Бог все предприятия Диоклетиана и его соимператоров, говорят церковные писатели. Между тем язычество подготовляло последний удар христианству: неоплатоники выступили с полным запасом изучения древних писателей, они свели философское учение на теософию и мистицизм и, усвоив метод христианского вероучения, пытались обнаружить связь его с древнейшими мифическими воззрениями. Цезарь Галерий и Диоклетиан не чужды были этого нового направления. Но едва ли не главнейшая причина враждебного отношения Диоклетиана к христианству в 303 г. была чисто политического свойства. В преобразованной им империи всем сословиям и состояниям указана была своя государственная служба, от всех подданных ожидалось крайнее напряжение и выполнение тех или других общественных задач. Государству нужны были сильные и молодые люди: между тем толпы христиан того и другого пола избирают уединенную созерцательную жизнь, дают обет безбрачия. Христиане избегают государственной службы, совесть не позволяла им защищать отечество и вступать в ряды воинов{9}. Важнейшие государственные предприятия сопровождались еще ауспициями: христиане не принимают в них участия. Поэтому Диоклетиан еще до 303 г. принимал меры против христиан, и первый эдикт его не вызван никакими сторонними внушениями. Сам Евсевий в сочинении о палестинских мучениках приводит на то доказательства.
Источники не дают определенного известия ни о том, когда, собственно, началось нерасположение Диоклетиана к христианам, ни о том, чем оно было вызвано. Лактанций указывает на время перед зимою 302/03 г., Евсевий – на 301–302 гг. Лактанций видит причину гнева Диоклетиана на христиан в том, что раз при дворе не удалась жертва, и жрец указал на христиан, которые своими крестами прогнали демонов. Настолько же невероятна и другая причина: внушения Нигерия. Цезарь Галерий не мог иметь влияния на Диоклетиана в таком важном деле, как эдикт против христиан, император не мог руководиться случайными внушениями и капризами. Фактическая сторона состоит в том{10}, что 24 февраля 303 г. префект города с некоторыми офицерами и чиновниками явился в христианскую церковь в Никомидии. Они предали огню священные книги, позволили расхитить ценные вещи, найденные в храме, и приказали разрушить самое здание. На следующий день был объявлен эдикт о преследовании христиан. Содержание этого эдикта сообщают и Евсевий, и Лактанций, но сообщенные ими данные не согласны между собою. По меньшей мере, разноречие это странно у писателей, которые имели полную возможность читать и видеть эдикт как во время его обнародования, так и после в государственном архиве. Сопоставляя содержание эдикта по обоим известиям, мы находим, что на основании его, во-первых, сожигались христианские книги и разрушались церкви; во-вторых, христиане объявлялись лишенными гражданских прав и чести– άτιμοι; в-третьих, рабы, остающиеся в христианстве, теряли всякую надежду на свободу. Когда эдикт был выставлен для всеобщего сведения, один христианин сорвал его и бросил с оскорбительной насмешкой над императором; он был взят, подвергнут пытке и казнен сожжением. В связи с этим обстоятельством находится пожар во дворце.
По словам Лактанция, Галерий, желая сильнее раздражить Диоклетиана против христиан, приказал зажечь дворец и потом обвинил христиан в поджоге; тогда начались пытки и последовали смертные приговоры против придворных евнухов и служителей. Евсевий, говоря о пожаре, не упоминает о подозрении против Галерия, не обвиняет и христиан (υπόνοια ψευδής). Наконец, имп. Константин, бывший в то время в Никомидии, оставил также свидетельство об этом событии, – только свидетельство несогласное с двумя предыдущими; именно: Константин в своей речи к отцам первого Вселенского собора приписывал пожар дворца молнии. Общего во всех известиях то, что вскоре после опубликования эдикта произошел пожар в императорском дворце, который имел следствием второй, более решительный эдикт против христианства. Современники и свидетели этого события не объясняют нам причины пожара, а если и говорят о ней, то несогласно и неубедительно. Диоклетиан в душе остался убежденным, что виновны в поджоге христиане, служившие в его дворце, вследствие чего и появился второй эдикт, которым повелевалось налагать оковы на епископов по всем церквам и сажать их в тюрьму; придворные слуги в Никомидии были подвергнуты, кроме того, суровым наказаниям и смертным приговорам.