Гораздо более значения получает следующее затем в житии Кирилла сказание о миссии к казарам. После новых исследований в этой части паннонских легенд и после открытия новых данных для хронологии похода на Константинополь Аскольда и Дира становится логически и фактически необходимым вывод, что путешествие к казарам может быть истолковано в более широком смысле. Но прежде чем сослаться здесь на выводы, получаемые из анализа житья Кирилла у академика Ламанского, приводим относящееся сюда место из речи, сказанной в 1885 г. в память 1000-летнего юбилея славянских просветителей (4).
Беседы патриарха Фотия и Сурожское житие должны быть сопоставлены с известиями о пребывании свв. Кирилла и Мефодия в Крыму. Во-первых, на это время падает поход казарского воеводы на Крым и осада одного из крымских городов. Казарский воевода обращен был к христианству проповедью Кирилла. Никак нельзя допустить, чтобы тот самый каган, который ожидал из Византии ученых мужей и находился с царем в дружбе, мог в то же самое время воевать в Крыму. Если бы это случилось, то местный стратиг, или губернатор Корсуня, конечно, не позволил бы святым братьям идти к кагану. Что-нибудь одно: или путешествие было предпринято не к казарам, или нападение на Крым сделал не казарский воевода.
Припомним, что в IX в., перед призванием князей, русские славяне платили дань казарам и составляли часть Казарского царства, что в X и XI вв. русские князья носили титул каганов, как показывает, между прочим, известная «Похвала» митрополита Илариона кагану Владимиру. Этот титул усвоялся русским князьям и за границей, без сомнения, вследствие исторического сожительства руси с казарами и смешения государственной области того и другого народа. Я не берусь утверждать, что свв. братья были с проповедью при дворе славянского кагана, но имею основание думать, что нападавший на Крым и обращенный св. Кириллом воевода был не казарин, но славянин. Во-вторых, между народами, обращенными свв. братьями в христианство во время казарской миссии, упоминается загадочное фулльское племя, или колено: «Беше же в фульсте языце дуб велик и под ним требы деаху…» Св. Кирилл пришел к этому фулльскому колену и начал проповедовать о тщете служения бездушной твари. Язычники отвечали ему: «Не нами это установлено, мы приняли этот обычай от отцов, которым дуб всегда благодетельствовал и никогда не отказывал в дожде, а без дождя нам жить нельзя». Философ доказал им их заблуждение; тогда старшина колена подошел и поцеловал Евангелие, а за ним — все присутствующие. Затем было срублено дерево, и по молитве святого ночью пролил обильный дождь. Занимавшиеся толкованием этого места исследователи усвоили себе взгляд, что здесь разумеется под фулльским коленом население города или области Фуллы. Правда, местоположение этого города точно не определено, но из того обстоятельства, что епископ Сурожский носил титул и Фулльского, делают заключение к местонахождению его в южной части Крыма, поблизости от Судака (5).
Есть много обстоятельств, заставляющих сомневаться в правильности толкования места о фулльском колене в жизнеописании Кирилла. Прежде всего трудно допустить языческие требы в епископском греческом городе в половине IX в. Если бы проповедью св. Кирилла обращены были жители города Фуллы, это служило бы не к чести и архиепископа Сугдеофулльского и духовенства. Далее, выражение «фулльский язык» [7] неприменимо к населению города, а именно к племени, или к колену. Наконец, самые подробности сказания — поклонение дереву, которое посылает дождь, значение дождя в жизни населения, коленный старшина, подающий пример обращения в христианство, — все это такие данные, которые не могут относиться к греческому Южному Крыму. Обратим внимание хотя на то, что дерево представляется подателем дождя. Известно, что в Южном Крыму преобладает система орошения посредством отвода воды из горных источников. Таким образом, в Южном Крыму едва ли мог образоваться культ дерева — подателя дождя.