Впрочем, сказанное не исключает наличия небольшого числа более слабых элементов, которые в критический момент могли легко подпасть под влияние вражеских агентов. В Мюнзингене неоднократно предпринимались "акции против разоблаченных советских шпиков", однако единственный подлинный случай заговора был заблаговременно раскрыт офицером контрразведки, капитаном Ольховником, в сотрудничестве с другими русскими офицерами, что свидетельствует о лояльности солдат и о хорошей работе службы безопасности дивизии{138}. В 4-м дивизионе артиллерийского полка в конце марта 1945 года на Одерском фронте тайное собрание в присутствии командира дивизиона обсуждало план убийства нелюбимых офицеров и сдачи Красной армии (такое случалось в Восточных войсках еще в 1943 году). По приказу командира дивизии ряд заговорщиков был арестован и допрошен; кажется, некоторых избили, но в военный суд дело не передали. К удивлению немецкой группы связи, после отступления с Одерского фронта Буняченко освободил арестованных. Они по-своему отблагодарили его за эту милость, при первой же возможности перейдя в Праге на сторону красных.
Однако, говоря о дисциплинированности, боеспособности и надежности 1-й дивизии РОА, следует заметить, что последний эпитет применим к ней с некоторыми ограничениями: надежна она была единственно с точки зрения идей Русского освободительного движения генерала Власова. Если же рассматривать дивизию как инструмент немецкого руководства, то ее никак нельзя назвать надежной. Майор генштаба Швеннингер на основании собственного опыта писал:
У каждого русского были свои причины ненавидеть советскую систему (высылка или арест близких, личные неприятности, связанные с преследованием, вмешательство системы в личную жизнь и т.д.). Все стремились к единой цели: к созданию нового государства на других основах{139}.
Но почти все они в той или иной форме пострадали и от немцев. Именно эти личные и политические обиды, укоренившиеся достаточно глубоко, вызывали антинемецкие настроения и могли привести к различным недоразумениям.
Руководство дивизии, хорошо понимая это, делало все возможное для предупреждения эксцессов. Особенно это проявилось при марше на Восточный фронт, когда дивизии пришлось достаточно близко столкнуться с гражданским населением. Генерал-майор Буняченко в специальных приказах строжайшим образом запретил солдатам вступать в конфликты с немцами{140}. И действительно, вб время похода через Южную Германию, за которым пристально следила немецкая группа связи, злоупотребления не выходили за обычные рамки, ограничившись конфискацией овса у крестьян для прокорма лошадей и тому подобными инцидентами. Русские солдаты вполне дружески относились к немецкому населению, и это немало способствовало улучшению взаимопонимания.
На Одерском фронте, а также во время перехода в Богемию в апреле, несмотря на рост напряженности в отношениях с немецким командованием, число столкновений с населением и местными властями тоже было незначительно. Командиры подразделений строго относились к нарушениям. Так, перед уходом из Шнееберга состоялась даже сессия военного суда, на которой солдат артиллерийского полка был приговорен к расстрелу за систематические акты насилия. Боевой дух и дисциплина поддерживались буквально до последнего дня существования дивизии{141}. Это проявлялось в неизменной решимости власовцев идти в бой вплоть до того момента, когда дивизия едва не была раздавлена советскими танками под Шлюссельбургом. Лишь по недвусмысленному приказу Буняченко дивизия начала самораспускаться 12 мая 1945 года, и только тогда солдатами овладели паника и отчаяние.
Формирование 1-й дивизии РОА, начатое около 10 ноября 1944 года, завершилось в первые дни марта 1945 года. Между этими двумя датами произошла формальная передача 1-й и 2-й дивизии РОА, находившейся в процессе формирования, под командование генерала Власова. Торжественная церемония в Мюнзингене еще раз продемонстрировала, что РОА отныне является союзной армией{142}. Об этом говорит и тот факт, что прибывшие немецкие и русские гости, в том числе генерал-майоры Трухин и Ассберг, были размещены в лагере и гостинице "Гардт" по принципу равенства и в соответствии с воинским званием. 10 февраля 1945 года, в день передачи дивизий, дивизионный командир на парадном плацу отрапортовал о прибытии соответствующих частей генералу Кестрингу. Затем Кестринг, Власов, полковник Герре и Буняченко устроили смотр войскам. После этого Кестринг передал Власову "600-ю и 650-ю русские пехотные дивизии", сказав речь, которую закончил словами: "Ура главнокомандующему Вооруженными силами Комитета освобождения народов России!". В этот момент на флагштоке рядом с военным флагом рейха взвился русский национальный флаг, который одновременно был поднят во всех местах расквартирования РОА. Зазвучал русский гимн "Коль славен наш Господь в Сионе", исполнявшийся на популярную немецкую мелодию{143}. Затем Власов официально принял дивизии, обрисовав в короткой речи цели "нашей священной борьбы". После исполнения национального гимна последовало вручение наград и был отслужен молебен. И наконец колонны 1-й дивизии начали марш в русском военном порядке и почти два часа шли мимо украшенной хвоей почетной трибуны, по сторонам которой стояли две полевые гаубицы, а их главнокомандующий по русскому обычаю подбадривал их приветственными возгласами вроде "Вперед, ребята", "Молодцы" и т.п. Вопреки программе, Власов не провозгласил "ура" в честь Гитлера как верховного главнокомандующего, ограничившись прославлением "дружбы немецкого и русского народов" и "солдат и офицеров русской армии". День завершился большим банкетом для гостей в зале офицерского казино, украшенного в цвета русского флага, а солдаты меж тем - отчасти по собственной инициативе начали сдирать с форм германских орлов.
Вот как описывает Н. В. Ветлугин (Тензоров) свои впечатления от 1-й дивизии РОА{144}:
Конец апреля 1945 года. По полям и дорогам Чехии двигается длинной, растянувшейся на несколько километров, колонной пехота; блестят на солнце штыки, чернеют дула и диски автоматов... Оглушительно лязгая гусеницами, ползут тяжелые танки. Громыхая, катятся тяжелые пушки, влекомые тягачами. Идут самоходные орудия. ...Лошади легко "уносят" полевые пушки и гаубицы с зарядными ящиками. Снова стрелки. За ними - противотанковая часть с "танковыми кулаками"... Саперы... Полевые радиостанции. Санитарные тачанки и двуколки... Минометчики... Автомобили... Самокатчики... Мотоциклисты.
Пыля, по обочине дороги, вдоль колонны, в одном и в другом направлении проносятся, то рыся на лошадях, то подпрыгивая на "стреляющих" и "чихающих" мотоциклетках, штабные офицеры, адъютанты, ординарцы, посыльные.
Над нескончаемой рекой из человеческих тел плывут развернутые и развеваемые ветром знамена - трехцветные, белые с косым Андреевским крестом и снова трехцветные...
Медленно обгоняя колонну, я еду в автомобиле по полю. Сидящий рядом со мной инженер Д. В. Б., человек, проживший здесь более двадцати пяти лет, но сохранивший горячую любовь к России и поклоняющийся всему русскому, не может скрыть своего волнения. Он сжимает мою руку и с необычным выражением всегда сурового лица, изменившимся голосом, говорит: