Уже сейчас можно сказать, что Красной армии будут противостоять такие войска, которые ни в техническом отношении, ни в военной выучке не будут уступать, а морально они будут ее несомненно превосходить, потому что бойцы и офицеры Вооруженных Сил Освобождения Народов России идут в бой во имя великой идеи освобождения Родины от большевизма, во имя счастья своих народов. Сейчас уже можно сообщить, что Вооруженные Силы Освобождения Народов России будут вполне самостоятельны, подчинены Главнокомандующему генерал-лейтенанту А. А. Власову и будут иметь в своем составе все роды войск, необходимые для ведения современной войны, и вооружение по последнему слову техники{26}.
Историку небезынтересно заняться вопросом: на каком основании руководители Освободительного движения на этом этапе войны еще могли надеяться на успех? Как ясно из слов Трухина, эта надежда покоилась в первую очередь не столько на реальной силе формирований, сколько на силе политического и пропагандистского воздействия, которой, по их мнению, обладали дивизии РОА. В 1943 году, излагая первые соображения о формировании РОА, Власов, прекрасно знавший обстановку в советской армии, исходил из того, что даже "относительно ничтожное применение силы" повлечет за собой "действенную работу по разрушению Красной армии и ближнего тыла"*. При этом он заявлял о готовности представить "подробный план", который поможет "в относительно короткий срок нанести чувствительный урон противнику, а то и вовсе сокрушить его... на престижном Ленинградском фронте, в районе Ораниенбаума, Петергофа, Кронштадта{27}. Власов явно намекал на то, что даже высшие офицерские круги Красной армии втайне симпатизируют идеям освобождения. Об этом говорил также взятый в плен в декабре 1941 года генерал-лейтенант М. Ф. Лукин, командующий 19-й армией и всей группировкой сил, попавшей в окружение под Вязьмой. В 1943 году Власов предлагал "установить связь с руководителями Красной армии и функционерами советского правительства", которые могли бы сочувствовать Освободительному движению. Он не раз упоминал о существовании тайного "Союза русских офицеров". По словам доверенного лица Власова Сергея Фрелиха, Власов говорил: "Я был в приятельских отношениях с большинством генералов, я точно знаю, как они относятся к советской власти. И генералы знают, что мне это известно. Нам нет нужды притворяться друг перед другом"*. Как выразился в то время доктор Крегер, "Власов и его люди понимали, что повстанческие настроения носятся в воздухе... может, они знали и больше, но молчали"{28}. По-видимому, в 1944 году Власов и его соратники еще лелеяли надежды такого рода. Так, Власов, вероятно, связывал определенные расчеты с командующим 2-м Белорусским фронтом маршалом Советского Союза К. К. Рокоссовским, с которым был хорошо знаком по прежней службе. Один авторитетный сотрудник Главного управления пропаганды КОНР объяснял: " Когда я сидел в Московской центральной тюрьме, Рокоссовскому выбили зубы. Неужели вы думаете, что он простил это Сталину?"{29}* (В этой связи интересно отметить, что в своих воспоминаниях "Солдатский долг" (Москва, 1980) Рокоссовский, в отличие от других советских военачальников, полностью воздерживается от каких бы то ни было высказываний о Власове.) И не случайно адъютантом командующего 1-й дивизии, генерал-майора С.К. Буняченко был лейтенант Семенов, сын генерала, как будто служившего в штабе 2-го Белорусского фронта{30}. Кстати, загадочная история о том, как генерал советской военной администрации в Германии организовал после войны расследование относительно лейтенанта Семенова, погибшего в мае 1945 года в стычке с СС и похороненного в деревне Козоеды, представляется весьма достоверной{31}.
Оптимизм руководителей Освободительного движения мог бы показаться неоправданным, если бы он не подкреплялся постоянно практическими доказательствами. Так, уже в 1943 году оказалось, что всякий раз, когда русские формирования вступают в бой с частями Красной армии, противная сторона проявляет явную нервозность. В качестве примера приводилось наступление бригады "Дружина" на центральном участке Восточного фронта в 1943 году: "Они бросились вперед с криками "ура", - говорится в донесении, - и как только красноармейцы поняли, что это наступают русские, власовцы, они тут же сдались"{32}. Примечательные события происходили в районе 1-й казачьей дивизии (15-й Казачий кавалерийский корпус), которая с 1944 года не раз вступала в Югославии в бой с советскими силами. В рассказах казаков неизменно фигурирует упоминание о перелете на их сторону шести советских самолетов под командованием майора. Советские летчики, сообразив, что имеют дело с казаками, осуществили налет на одно из формирований Тито и после этого приземлились в районе казачьей дивизии у Беловар в Хорватии. До октября 1944 года на сторону казаков перешло не меньше 803 красноармейцев. В числе своих достижений казаки называют также полный разгром в районе Питомаки 25 декабря 1944 года советской 133-й гвардейской дивизии, откуда тоже было немало перебежчиков{33}. Эту историю подтверждают и другие источники, указывающие, что в тот день 5-й Донской кавалерийский полк (бригада пластунов) под командованием полковника И. Н. Кононова и 6-й Терский под командованием подполковника князя Карла Салмского вызвали в битве на Питомаке "значительное замешательство" в советских частях, продвигавшихся через Драву, обратив их в "безудержное" бегство, и захватили большие количества вооружения, в том числе пять орудий{34}. Многообещающе прошла и атака ударной группы РОА под командованием полковника Сахарова 9 февраля 1945 года в районе Одера. По сообщению немецкого документа, это первое неожиданное выступление части власовской армии вызвало у красноармейцев "колоссальное замешательство и удивление". Советские солдаты из трех разных полков были взяты в плен или перебежали к власовцам. Как выяснилось на допросах, пленных было бы значительно больше, если бы красноармейцы не сочли использование их соотечественников на стороне противника всего лишь военной хитростью немцев.
Конечно, речь шла только об отдельной конкретной акции, о "пробном камне", как выразился Власов, но тем не менее эта реакция противника могла свидетельствовать о том, что не все еще потеряно. Такие случаи оказывали сильное впечатление на Власова и других руководителей Освободительного движения. Выступая в Карлсбаде 27 февраля 1945 года, Власов дерзко заявил:
Наши идеи бессмертны, офицеры и солдаты Красной армии на тех участках фронта, где им противостоят наши части, встречают офицеров и солдат РОА как кровных братьев и присоединяются к ним для борьбы против большевизма{35}*.
В самом ли деле так оно было или же Власов выдавал желаемое за действительное - судить трудно. Но во всяком случае имелись признаки того, что со временем руководителям РОА удалось бы перетянуть на сторону Освободительного движения хотя бы часть советских солдат, своих братьев в красноармейской форме. Генерал-майор Трухин так выразил эти надежды: