Очень часто окончательной инстанцией для разрешения даже мелких вопросов был не начальник департамента, а сам военный министр. В силу этого особо важную роль стала иметь канцелярия Военного министерства как связующее звено между канцеляриями и штабами самых различных инстанций. Как отмечал в своей диссертации Н.П. Ерошкин, «формализм, огромное письмоводство, раздутые штаты и другие элементы бюрократизма разъедали центральный военный аппарат»[28].
Сложившиеся сложные и запутанные отношения канцелярий центральных и местных органов военного управления Д.А. Милютин позже оценивал так:
«Можно себе представить, какие происходили от этого неудобства, проволочки, пререкания»[29]. Так, например, войска, расположенные в Харькове, должны были обращаться по вопросам провиантского обеспечения в Кременчуг, по вопросам комиссариатского (вещевого) довольствия – в Воронеж, а артиллерийское снабжение получать из Киева. При этом каждое из местных хозяйственных учреждений (комиссий, округов), обладая незначительной самостоятельностью, были вынуждены обращаться за помощью в разрешении тех или иных вопросов к Военному министерству.
Воинская часть, находившаяся, к примеру, в Минской губернии, должна была по вопросам вооружения обращаться в Киев, так как Минская губерния входила в Киевский артиллерийский округ, по вещевому обеспечению – в Динабург, потому что центр комиссариатского округа был там, а по снабжению провиантом войска, расположенные в Минской губернии, и вовсе выпадали из ведения Военного министерства, так как в этом отношении они обслуживались провиантским управлением 1-й армии, находившимся в Варшаве. Войска в Крыму (Таврической губернии) за продовольствием обращались в Симферопольскую провиантскую комиссию, за вещевым и денежным довольствием – в Кременчугскую комиссариатскую комиссию, по артиллерийским делам – в Херсон. В то же время местные комиссии, в свою очередь, беспрестанно одолевали докладами и прошениями соответствующие департаменты Военного министерства, штабы генерал-фельдцейхмейстера и генерала-инспектора по инженерной части. При этом содействие и помощь центральных военных органов местным учреждениям часто имели «характер формальной письменной отчетности. Это давало простор для крупных хищений и прочих злоупотреблений со стороны чиновников местных военно-хозяйственных органов»[30].
Недостатки чрезмерной и одновременно «разнобокой» централизации военного управления, как и злоупотребления в ведении военного хозяйства, все же мало тревожили военного министра генерала от кавалерии и генерал-адъютанта А.И. Чернышева, занимавшего этот пост более двух десятилетий. Он лишь отчасти понимал серьезность положения, но по большей части смирился с пороками самодержавно-крепостнической отсталости России при Николае I. «Остается налицо тот факт, что с 1837 по 1852 г. князь Чернышев в своих всеподданнейших отчетах ежегодно докладывал императору Николаю, что устройство военного управления находится на желательной степени совершенства, не требуя никаких существенных изменений»[31]. Не в воле стареющего военного министра было изменить многовековые самодержавно-крепостнические порядки России, на страже которых стоял суровый Николай I. Это отрицательно сказывалось не только на системе военного управления, но и на других важных вопросах жизнедеятельности русской армии – качестве личного состава – тех же крепостных крестьян, одетых в военную форму, на постепенном военно-техническом отставании полуфеодальной России от стран Запада (в вооружении и военной технике, развитии средств транспорта, связи и т. д.).
Преемником 67-летнего Чернышева стал генерал от кавалерии В.А. Долгоруков (руководил Военным министерством с 1852 по 1856 г.), но и он, поглощенный неотложными заботами по приготовлению армии к назревавшей воине с крупнейшими европейскими державами, а затем текущей неразберихой в строевом и хозяйственном управлении военного времени, в своих докладах императору обходил наиболее острые вопросы молчанием. Велась лишь текущая работа, имевшая целью наладить снабжение действующих войск.
28
См.:
31