Совершенно такую же картину представляет и изучение двойной кампании 1800 г. В 1799 г. австрийцы с помощью русских прогнали французов из Италии, в то время как Бонапарт находился в Египте. Сделавшись первым консулом, Бонапарт сначала вознамерился руководить кампанией в Германии. Он хотел присоединить к войскам Моро резервную армию, формировавшуюся им в Дижоне, атаковать охватывающим движением из Швейцарии австрийцев, по возможности уничтожить их армию и затем направиться на Вену. План оказался невыполнимым, так как Моро не хотел командовать под начальством первого консула, а последнему приходилось считаться со следующим за ним по репутации и старшинству генералом. Политически опасным было бы для него, если бы обиженный Моро подал в отставку.
Поэтому Бонапарт решился направить резервную армию не в Германию, а через Швейцарию - в Италию. Он спустился восточнее Женевского озера с Альп, притянул к себе через Сан-Готард еще один вспомогательный корпус от Моро и с этими силами появился, к великому изумлению австрийцев, у них в тылу. С величайшей дерзостью он распределил свои дивизии так, чтобы иметь возможность преградить им путь, по какой бы дороге они ни попытались отступить, но все же держал свои отдельные дивизии на таком близком расстоянии друг от друга, что они могли оказать друг другу взаимную поддержку. Когда произошло неожиданное столкновение у деревни Маренго (14 июня 1800 г.), то австрийцы, располагавшие приблизительно 30 000 против только 20 000 французов, начали одерживать верх. Немногого недоставало до того, чтобы сражение кончилось полным поражением французов. Однако подошедшая, по распоряжению Бонапарта, дивизия Дезэ (еще 6 000 человек) и кавалерийская атака, поведенная генералом Келлерманом по собственной инициативе, наклонили чашу весов в обратную сторону. Престарелый австрийский командующий Мелас уже покинул поле сражения, и австрийцы перешли в довольно беспорядочное наступление, когда произошла неожиданная контратака. Таким образом, французы одержали победу, несмотря на численное превосходство противника, благодаря прекрасным качествам своих солдат и юношеской энергии своих генералов. Так как сражение было дано с перевернутыми фронтами, то австрийцы решили, что у них нет пути отступления, и Бонапарт овладел всей Верхней Италией до Минчио, предоставив Меласу свободно отступить под условием эвакуации этой области.
В Германии Моро достиг подобного же успеха, прогнав, правда, очень медленно, австрийцев за Инн. Разница заключалась в том, что Германия была главным театром войны, в то время как Италия представляла лишь второстепенный театр военных действий, и что Бонапарт с малыми силами, благодаря неслыханной отваге своего вождения добился тех же успехов, каких добился Моро без особого риска своей методичностью. Сравнение, сделанное нами, не изменяется от того, что Моро в заключение одержал еще (по окончании срока перемирия) победу под Гогенлинденом (3 декабря 1800 г.). Ибо последняя победа не была плодом заранее продуманной стратегии, а как верно выразился Наполеон, "удачная встреча", правда, - крупного масштаба43. Успех выпал на долю французов опять таки благодаря качественному превосходству войск и решительности юного генерала Ришпанса.
Еще в 1813 г., когда Моро, приглашенный союзниками для дачи стратегических советов, обсуждал с Бернадоттом положение северной армии, он настоятельно советовал не переходить в наступление согласно Трахтенберговскому плану, так как его операционная линия не имела достаточной опоры44.
Если сравнить Моро с Фридрихом и Дауном, то можно убедиться, какие значительные различия могут быть и при одинаковых основных взглядах. Таких решающих исходов, каких Фридрих добивался своими крупными сражениями, мы ни разу не встречаем в боевой практике Моро. Однако в то же время он никогда не удалялся настолько от полюса сражений, как король - в последние годы. С Дауном его также нельзя поставить на одну доску, ибо последнего французский генерал решительно превосходил энергией и подвижностью. Самый юношеский состав его армии придавал Моро такой огонь и импульс, которых традиционный австрийский уклон был совершенно лишен.
Было бы грубой ошибкой пренебрежительно судить о Моро потому, что он был стратегом измора. Чтобы не быть таковым, ему надо было бы быть именно Наполеоном. Ему надо было бы обладать не только безошибочной верностью суждения, ко и тем, ни с чем не сравнимым, соединением отваги и осторожности, пылкой фантазии и самого холодного расчета, героизма и политического искусства, которое является отличительным признаком стратегии Наполеона. Не быть Наполеоном - еще не укор. Не для того, чтобы измерить этих двух людей друг с другом, привели мы это сравнение, а для того, чтобы ясно доказать, что мировая история строится не только из отношений и обстоятельств, но что личности по меньшей мере составляют один из многих элементов, деятельно в ней участвующих. Не одна французская революция создала современную стратегию сокрушения и заменила ею стратегию измора: творцом ее средствами, предоставленными ему революцией, был Наполеон45. Да он это и сам сознавал. "Только вульгарное честолюбие, - говорил он, - может пользоваться теми средствами, к коим прибегали Людовик XIV и Фридрих II". Так пишет маршал Сен-Сир в своих мемуарах; он готов порицать Наполеона за то, что последний пренебрегал правилами, которые все признавали хорошими, и полагал, что они пригодны лишь для посредственных умов.