- И они назвали ее... - подхватил Амальрик.
- Да. Они назвали ее Рали.
- Почему?
- Потому что... - Я вспомнила, как мать рассказывала мне эту историю в самый первый раз. Я сидела у нее на коленях, и она обнимала меня. Я задавала те же вопросы, а она отвечала так, как я собиралась ответить.
- Мать говорила, что это старое слово... на языке ее деревни "рали" означает "надежда". Это слово пришло ей на ум, когда она в первый раз поднесла меня к груди.
Мы долго сидели молча. Потом Амальрик хлопнул меня по плечу и встал.
- Спасибо за рассказ.
Я усмехнулась.
- Это мне надо благодарить, дорогой брат. Хотя ничто и не изменилось, твой хитрый трюк заставил меня почувствовать себя лучше.
Амальрик не стал возражать. Он взял меня за руку и сказал:
- Я снова подниму этот вопрос в Магистрате.
Я только кивнула. Но в душе проснулась слабая... надежда.
В тот вечер весь город собрался в Амфитеатре. Богачи сидели рядом с нищими, толстые купцы теснились с торговцами рыбой, рыночная гадалка - с тощей длинноносой дамой. На огромном помосте в центре арены стояли наши вожди: магистры, Гэмелен и его воскресители, военные, богатейшие купцы и немного сбоку, но все равно на почетном месте - мой брат Антеро. Магия увеличила их фигуры и усилила голоса, чтобы народ мог видеть и слышать.
Я знала, что Амальрик, как и обещал, поговорил в Магистрате насчет маранонской гвардии. У него не было времени сообщить мне о результате, но я знала, каким было решение, потому что за час до церемонии в наши казармы пришел скороход. Магистрат просил нас, защитниц Ориссы, принести в Амфитеатр статую Маранонии, чтобы ей были возданы почести и принесены обильные жертвы.
Другими словами, нам сказали "нет" и бросили кость, чтобы мы заткнулись.
Я ни слова не сказала своим стражницам, когда мы строились вокруг статуи на огромной арене Амфитеатра, - их лица сияли гордостью. Улыбка Полилло могла осветить ночь, а Корайс от волнения забыла наорать на одну из своих подчиненных за пятно на золотом плаще. Я и сама гордилась своими солдатами за их воодушевление, профессионализм, преданность, несмотря на то что знала, какое горькое разочарование ждет нас всех через час. Я смотрела в лицо Маранонии, запрокинув голову, и шептала свою молитву, благодаря богиню за то, что она дала мне возможность командовать таким войском. Она мне не ответила, но я с радостью увидела вспышку в ее алмазных глазах. Она казалась еще выше, чем обычно, в одной руке - факел, в другой - золотое копье.
Я опустила глаза. Высокий, неуклюжий Гэмелен шел в центр арены, чтобы вознести моления богам. Его длинные седые волосы и борода развевались от быстрого шага. Он остановился и вскинул худые, костлявые руки, отбросив рукава черного плаща.
- Все поклоняются Тедейту! - закричал Гэмелен.
- Все поклоняются Тедейту! - взревела в ответ толпа.
- О повелитель Тедейт! - раздавались над Амфитеатром слова Гэмелена. Твой народ собрался сегодня, чтобы попросить помощи в этот тревожный час. Злые колдуны злоумышляют против нас. Они хотят покорить наши земли - твои земли - и поработить нас, твоих преданных рабов. Орисса в смертельной опасности, о повелитель Тедейт. Орисса...
Злобный вой заглушил голос мага. Ясное звездное ночное небо заслонила плотная туча, по краям ее сверкали молнии. Вой перешел в два голоса, выговаривающие нараспев в унисон:
Демон идет,
Пожирает.
Западня захлопнута,
Мыши пойманы.
Демон идет,
Убивает.
Все, даже малые дети, знали, кому принадлежат эти два голоса. Архонты Ликантии нанесли в этой войне удар первыми. Удар мог стать и последним, потому что целый город оказался в Амфитеатре как в ловушке, во власти магии архонтов.
За моей спиной словно ударил гром, я резко повернулась и успела увидеть, как огромные ворота Амфитеатра слетают с петель, сбитые исполинской силой. Ворота еще не успели упасть, как на арену впрыгнул гигантский демон. Он приземлился на четвереньки и покрутил головой, осматривая место своего пира, обещанного ему архонтами. Это существо походило на помесь собаки с большой обезьяной. Оно присело на задние лапы, изготовившись к следующему прыжку, хлеща себя по бокам гибким длинным хвостом. У чудовища были руки, покрытые темной клочковатой шерстью. Они выглядели зловеще, но еще больший ужас наводили его клыки. Собачья морда, маленькие обезьяньи уши, три налитых кровью глаза довершали портрет монстра.
В толпе, вначале окаменевшей от ужаса, началась паника. Раздались визги и крики, люди беспорядочно убегали во всех направлениях. У Гэмелена и других воскресителей совсем не было времени, чтобы придумать защитное заклинание, если оно вообще существовало против такой могучей магии.
Обезумевшая от ужаса женщина попыталась проскочить мимо чудовища, то с оглушительным ревом подхватило ее пастью, легко вздернув вверх. Несколько секунд человеческое тело билось в жестоких зубах, потом раздался последний крик и все было кончено.
Аппетит приходит во время еды, и демон двинулся вперед.
Не раздумывая я вытащила меч и выкрикнула боевой клич - дикий яростный крик воина Маранонии. Мои сестры не бросили меня, мой призыв был подхвачен, мы стали одним голосом, одним телом, одним разумом.
Демон обернулся и бросился на нас. Мы приняли вызов во имя Ориссы, готовые сражаться до тех пор, пока не падет последняя из нас или не погибнет враг.
Мы стали берсерками, обезумевшие от ярости, нечувствительные к боли. Мы рубили и кололи, чудовище отбрасывало нас, но мы снова поднимались на ноги и бросались в бой. Поначалу, ошеломленный самоубийственной атакой, демон быстро пришел в себя, и через несколько минут десять стражниц были разорваны на куски и еще десять валялись в пыли арены, истекая кровью. Полилло, Корайс и я отступили, а потом снова напали на чудовище. Демон бросился навстречу нам, но промахнулся, приземлился на статую Маранонии, упав вместе с ней на землю. Статуя развалилась на куски. Демон поднялся, его задние ноги попирали останки нашей погибшей богини.
Я рванулась вперед, Корайс дернулась влево, пытаясь обойти чудовище сзади, Полилло метнулась вправо. В этот момент я увидела золотое копье Маранонии, лежащее на земле. На самом деле оно было каменным, как и вся статуя, и только покрыто позолотой. Сама не зная почему, но я подхватила его на бегу. Копье богини оказалось совсем легким, как дротик, словно было сделано не из камня. Я почувствовала его баланс в своей руке, как будто его выковал специально для меня мастер-оружейник.
Демон схватил меня, и я не сопротивлялась. Он поднимал меня все выше и выше, и внезапно завизжал от боли - это Корайс рубанула его топором. Значит, эта тварь была смертной! Но боль заставила его только усилить хватку, он тянул меня к своей мерзкой зловонной пасти. Я видела его красные глаза зрачки были совсем узкие от ярости и боли. Тут демон снова взвизгнул и попытался смахнуть лапой что-то повисшее у него на плече. Я отчаянно боролась, пытаясь высвободиться или хотя бы ударить его копьем. Я видела, как Полилло вцепилась ему в плечо. Она увернулась от его удара и переползла ему на шею, крепко обхватив ее ногами. Она потеряла топор, но мне кажется, что, если бы он и был у нее, она бы все равно попыталась задушить чудовище голыми руками - сила против силы.
Полилло ухватилась руками за уши демона и с силой дернула их на себя. Монстр взревел и попытался стряхнуть ее, но она тянула и тянула его чувствительные уши, выкручивая их, пока морда чудовища не задралась вверх. Демон попытался отбросить меня, чтобы освободить вторую лапу, но я сама вцепилась в него.
Я слышала, как Полилло взывает к Маранонии, прося у нее силы, я слышала, как трещат кости и сухожилия от адских усилий, и я видела перед собой незащищенное горло чудовища. Я изогнулась и ударила копьем. Оно легко вошло в мягкую плоть. Огромная туша скрючилась от боли, потом из раны хлынула вонючая пенящаяся кровь.
Демон открыл пасть, издав предсмертный рев, его тело сложилось пополам, а я с силой оттолкнулась ногами от его груди, и земля бросилась мне навстречу.