Покидая Шираз, Али-Мурат-хан объявил, что противники его власти будут жестоко наказаны. Это восстановило всех ханов против него, и они стали готовиться к обороне. Никто не желал подчиняться посторонней власти, все враждовали между собой, в Персии разгорелась междоусобная война.
Дербентский хан просил нашей защиты от Омар-хана Аварского и в то же время собирал войска, чтобы двинуться на выручку хана Ганжинского, захваченного в плен и ослепленного царем Ираклием и его союзником Ибраим-ханом Шушинским (Карабахским). Генерал-поручик Потемкин советовал Фет-Али-хану Дербентскому не только не предпринимать никаких действий против Грузии, но и оставить свои враждебные намерения вообще против всего христианского населения Закавказья. Ираклий II в то время уже искал покровительства России, тогда как Фет-Али-хан только двуличничал. «Вашей светлости известно, – доносил П.С. Потемкин князю Потемкину[251], – что сей хан всегда ищет ознаменить себя услугами, которые ему ничего не стоят, дарить всегда приезжающих тем, чего взять не можно, и старается уступать то, чего удержать никогда не мыслил». Хитрый и коварный, он принадлежал к числу людей, которым чужды понятия чести и достоинства и нарушение спокойствия соседей составляет истинное наслаждение. Прикидываясь преданным России, дербентский хан в то же самое время вел переписку с турецкими пашами. Там и тут он изыскивал способы добыть денег, в которых нуждался для выплаты войскам жалованья. Неудовлетворенный в своих исканиях ни со стороны России, ни со стороны Турции, а между тем вынужденный чем-то занять свое ополчение, Фет-Али-хан ворвался в Карабах, где разорял и грабил селения[252]. Только новое письмо П.С. Потемкина заставило его выйти из Карабаха и, воспользовавшись обстоятельствами, направить свою активность в сторону Гиляна.
Примерно в это время гилянский Гедает-хан перебрался из Баку к дербентскому Фет-Али-хану, у которого и нашел временное убежище. При содействии последнего, хана Бакинского и шамхала Тарковского, Гедает-хан сумел собрать 6000 человек и с их помощью был восстановлен в ханском достоинстве и снова утвержден в Гиляне. Он казнил противников своей власти и просил консула Тумановского оказать помощь русскими войсками свергнутому с престола Абул-Фет-хану. При этом передал Тумановскому и письмо Абул-Фета, в котором тот писал, что «на все те обязательства, с которыми брат его, Гедает-хан, вступит с российским двором, он согласен и присовокупляет к тому и свое прошение, сетуя, впрочем, что на многократные их домогательства ответа получить не могут»[253].
Не получив помощи, о которой просил, как человек лукавый и криводушный, Гедает-хан в благодарность за спасение стал притеснять русское купечество. Арестовал несколько наших судов и консула, находившегося в Энзели. Поводом к аресту, по словам хана, была потеря им на пять миллионов имущества, перевозившегося на русском судне. Хан обвинял нашего консула Тумановского в расхищении его богатства. Боясь наказания, хан запретил выпускать русские суда из гавани и у самого выхода в море построил батарею на 12 орудий. На выручку арестованного консула были отправлены два русских военных судна под началом лейтенанта Аклечеева. Гедает-хан не соглашался освободить консула и захваченных им русских, и тогда Аклечеев решился атаковать Энзели. На подходе к выстроенной батарее он был встречен выстрелами из орудий и огнем стрелков, рассыпанных в кустарнике по бокам от укрепления. Суда отвечали выстрелами по батарее и ханскому дому. Гилянцы бежали в разные стороны, и сам Гедает-хан пришел в крайнее замешательство. Он отправил посланного к консулу Тумановскому с изъявлением раскаяния и с просьбой прислать к нему офицера для переговоров. Хан просил прощения, дал слово поступать во всем согласно заключенным договорам и особым письмом просил консула Тумановского остаться в Энзели. В ответ на эту просьбу было потребовано от хана обязательство в предоставлении полной свободы торговли русскому купечеству и ручательство за безопасность консула. В присутствии Тумановского и лейтенанта Аклечеева Гедает-хан поклялся, что «ни в какое время против его (Тумановского), так и прочих всех подданных великой империи Российской никакого предприятия не токмо чинить, ни же об оном и помыслить не посмеет, а токмо с своей стороны будет стараться оказывать дружбу, всякое удовольствие и ласку»[254].
251
В рапорте от 31 января 1783 г. См. также его же рапорты от 20 февраля. Госуд. арх. XXIII, № 13, карт. 45.
253
Выписка из рапортов астраханского губернатора Жукова и консула Тумановского. Персидские известия, полученные 28 февраля 1783 г. Арх. кабинета его величества, св. 380.