– Это второй сонет Шекспира, наглый плагиатор! Мне нужны стихи твоего собственного сочинения, и поскорее! – Поглаживаю рукой живот, и ногти глубоко вонзаются в ткань. – Умираю от голода!
Он нервно подергивает свой воротник и скрипучим голосом предпринимает новую попытку:
Лицо мое проясняется. Я подскакиваю на камне и недобро смотрю на этого словесного воришку.
– Это же По, – замечаю я.
– Как ты сказала? – изумленно уточняет он.
– По. – Эта фамилия срывается с моих округлившихся губ облачком пара. Джон Аллан хмурится и отступает назад. – Эдгар Аллан По, – уточняю я.
Он напряженно сжимает губы.
– Откуда тебе известно об Эдгаре и его стихах?
– Я наблюдала за тобой тайком, Джок, – сообщаю я, обвиняюще вскинув подбородок. – Ты человек завистливый. И недобрый. Ты задумал убить еще одну музу – его музу, – но ты горько пожалеешь об этом, ибо я положу все свои силы на то, чтобы ты остался в истории как человек, который мучил и изводил несчастного юного гения!
Он опускает голову, задумчиво теребя свою шляпу.
– Я не стану извиняться за то воспитание, которое предпочел дать Эдгару.
– Пригласи меня к себе на обед. Представь меня домашним. Докажи, что ты не враг искусству.
– Не могу, – поморщившись, отвечает он.
– Но почему?
– Ты напугаешь мою супругу. Она не вполне здорова. Она… – Он отводит голову назад и внимательно разглядывает меня – от корней черных как ночь волос до носков башмаков, одолженных мне сестрой Эдгара. – Ты раньше не была такой взбалмошной, Кассандра. Такой жуткой и беспокойной.
Мои ладони сжимаются в кулаки.
– А чего еще ты ждешь от музы, которую сам же и затолкал в огонь?!
– Я ведь уже извинился, – напоминает он и надевает шляпу. – Я угощу тебя стихотворением, но позже, и только если ты вдохновишь меня, а не его. Даже смотреть не смей в сторону этого мерзкого мальчишки. Последние два года он только и делает, что путается у меня под ногами. Жду не дождусь, когда уже избавлюсь от него.
– Принеси мне на десерт одно из его стихотворений, – прошу я, и рот наполняется слюной, и такой обильной, что она струйкой стекает по подбородку.
Джон Аллан вновь хмурится.
– Не настолько ты мне и нужна, чтобы разрешить ему снова писать. Да и вообще, забудь о стихах. Ты мне больше ни к чему.
– Если бы это и впрямь было так, если бы ты не жаждал поэтического вдохновения, как самого воздуха, ты бы не стал рассыпаться передо мной в любезностях и хныкать, Джок, – напоминаю я и наклоняюсь к нему, понизив голос чуть ли не до баса.
Джон Аллан звучно сглатывает, а в глазах у него вспыхивает ужас. Он разворачивается на каблуках и со всех ног кидается в туман. Что ж, одно радует: он оставил меня в живых.
Глава 7
Эдгар
Приглаживаю свои волосы и сбрызгиваю их водой из чаши из слоновой кости, чтобы расчесать гребнем непослушные кудри. Я весь дрожу от нестерпимого желания поскорее увидеться с Эльмирой – вырваться наконец из мира теней навстречу жизни и свету!
Отражение в зеркале выдает мое беспокойство. Серые глаза, которые женщины называют «прекрасными» и «волнующими», сегодня пугающе мутны и огромны. Такие глаза бывают у людей, ставших невольными свидетелями убийства.
– Нужно поскорее покинуть Ричмонд, – шепчу я себе, зачерпываю воду и пью ее, чтобы промочить пересохшее горло.
Достаю подарок, который я приготовил для Эльмиры, – дамскую сумочку, которую продавец услужливо завернул в коричневую бумагу и перевязал голубой атласной лентой. Поспешно попрощавшись с мамой, пересекаю улицу и направляюсь к дому Ройстеров – еще одному гигантскому кирпичному замку, занимающему едва ли не целый квартал. На меня смотрят по меньшей мере с десяток окон с черными и блестящими, словно гранит, ставнями. Пока я поднимаюсь по лестнице к входным дверям красного дерева, на меня падает тень от безупречно одинаковых ионийских колонн.
Набираю полные легкие воздуха и стучу в железный дверной молоток.
Один из слуг Ройстеров, юноша по имени Артур, мой ровесник, впускает меня в дом, забирает у меня шляпу и провожает меня в гостиную, к Эльмире и ее матушке. Алые стены гостиной смыкаются вокруг меня, будто камеры сердца. Масляные лампы, украшенные хрустальными «сосульками», мерцают на фоне кроваво-красных обоев, и кажется, будто комната пульсирует. В камине ревет огонь. На лбу у меня выступает пот. Взгляд мой невольно скользит к окну: я боюсь, как бы не вернулась Линор, но усилием воли заставляю себя думать лишь о любви и добродетели.