«Julii 7. Krolowic wyiąchał do Woloch pod Chocim przeciwko tureckim woyskom, na poźarcie Korony Polskiej następuiącym».
«Julii 20. Saydaczny kozak, który był hetmanem kozakow Zaporowskich na Wojnie Moskiewskiej y potym pod Chocimem przeciw Osmanowi, Cesarzowi Tureckiemu, poselstwo od Woyska Zaporowskiego odprawował v Króla JMci y dwa więźniów Tatarskich oddal.
«Julii 31. Saydaczny wziął Odpawę». [240]
Вот всё, что записано в придворном дневнике о человеке, который держал тогда в руках судьбу всей Польши, и мог бы превратить её в пустыню одним своим бездействием. Важно то обстоятельство, что эти тупые строки были писаны не во время пребывания Сагайдачного в Варшаве, а по окончании войны, которая без него была бы вавилонским пленением и варфоломеевской бойней.
Но перенесёмся из Варшавы в хотинское войско. Польский Тацит, Якуб Собиский, так изображает Ходкевича: «Na trwarzy Chodkiewicza jaśniała taka wspaniałość, że Cohstanty (посол турецкий), na pierwsze ujrzenie wodza, chciał przed nim uklęknąć jak przed bostwem». [241] Это действительно так было. Хитрый грек знал несчастную слабость поляков и нашёл в их сердце такой уголок, что, при заключении после войны трактата, получил от них 5.000 злотых: сумма огромная для людей, которым собственного посла случалось отправлять в Турцию с 600 злотых в кармане.
Не смотря на wspaniałość или почти божественное величие предводителя, жолнёры не хотели переходить через Днестр и требовали платы, а денег у поляков, как всегда, не было. Комиссары, подражая ex officio Улиссу, разослали по ротам секретную «цедулу», или записку, которой каждую роту уверяли, что она получит плату первая. Этим способом заставили великодушных патриотов двинуться к мосту, с тайной уверенностью, что денег могут не получить товарищи, но не та отличная от всех хоругвь, которая овладела секретным обещанием. Risu teneate amici!
О мосте через Днестр стоит не меньше прочего вспомнить. Сперва считали невозможным такое смелое дело; наконец войсковые инженеры принялись за работу. Работа, однако ж, им не удавалась: быстрота течения рвала из рук строительный материал. Всё это наблюдал молча один тёмный русин и, когда важные техники отчаялись в возможности предпринятого дела, он предложил им свои смиренные услуги. В короткое время мужицкая постройка дала панам возможность переправить войско, обоз и артиллерию на волошский берег Днестра, под Хотин. Дальнейшего упоминания о гениальном самоучке в дневнике польского Тацита не обретается.
По раздаче хоругвям тайной цедулы, «we wszystkich umyslsch byb ycięztwo, we wszystkich ustaeh okrzyk tryumfu… Chodkiewicz iiaffeimroby ułaby fiatem, ale silny duchem, a obliczem Marsowi podbny, ieehał na dzielnym rumaku, wzrokiem i skinieniem ozywiaiąe iwoisko». [242] Далее польский Тацит описывает, какими грозными показались молдаванам весёлые польские хоругви польские кресты и орлы на знамёнах, и как народ всякого возраста и состояния воздевал к небу руки, прося поляков о помощи. А поляки уже напали на беззащитный замок Серет и захватили там имущества сбежавшихся туда армян и молдаван. Другая купа героев, всегда готовых карать казаков за хищничество, бросилась вскоре потом назад через Днестр на местечко Жванец, которое будто бы велено уничтожить. В самое короткое время всё имущество жителей было расхищено татарским обычаем, село раскидано, сожжено, уничтожено, — и после этого Якуб Собиский говорит с негодованием, что подольские хлопы учили турок, как зажечь польский лагерь. Такой же и даже более ужасный случай повторился над молдаванами, которые устроили себе род цыганского села, под защитой польского лагеря. Один пьяница шепнул другому, что молдаване умыслили какое-то предательство; как бешеные, метнулись польские жолнёры на несчастных скитальцев и не оставили в живых ни беззащитной женщины, ни ребёнка. А когда начались приступы турецкого войска к обозу, этих неукротимых людей часто вытаскивали из-под возов и обводили по всему лагерю, как трусов. В числе их, по словам пана Якуба, было много людей, принадлежавших к знаменитым фамилиям. Эти представители того, что носило у поляков имя народа, не только прятались под возы, но бегали из-под своих знамён, как ночью, так и среди бела дня. Дошло до того, что составлен был публичный акт, наполненный именами трусов и беглецов; этот акт представлен сейму, и сейм приговорил отобрать у негодяев имущества, которые одни только и составляли признак их szlachetności. Войска для турецкой войны предположено было собрать 70.000, не считая казаков, а собрали едва до 30.000, да и те норовили или бунтовать за недоплату жалованья, или тайком разбежаться. Артиллерия была в таком положении, что понадобилось тут же, в лагере, можно сказать, накануне битвы с турками, производить починки, делать лафеты и колёса; но и то едва штук двадцать пушек годилось для стрельбы. Хлебных и других запасов сделано так мало, что в короткое время кампании, продолжавшейся всего месяца два, были в польском войске люди, умиравшие с голоду».
240
Июля 7. Королевич выехал в Волощину под Хотин против турецких войск, наступавших для пожрания Польской Короны.
Июля 20. Казак Сагайдачный, который был гетманом запорожских казаков в Московскую войну и потом под Хотином против турецкого императора Османа, отправлял посольство от Запорожского Войска у его королевской милости и отдал двух татарских пленников.
Июля 31. Сагайдачный был отпущен.
241
На лице Ходкевича сияло такое величие, что Константин(посол турецкий), при первом взгляде на вождя, хотел преклонить пред ним колени, как перед божеством.
242
Во всех умах была победа, во всех устах крики триумфа… Ходкевич, слабый от нездоровья, но сильный духом, а лицом подобный Марсу, ехал на борзом коне, оживляя войско взором и движением.