Так стояли вещи в Речи Посполитой, и потому-то мещане, верные религии предков, должны были отдельно от шляхты отстаивать православие. Церковная уния, рассматриваемая юридически, имела такие же непреложные основания, как и уния политическая, устроенная на люблинском сейме 1569 года. Польская государственность, развившаяся из древних лехитских начал, выработала у нас в отрозненной Руси народ в народе, и такие люди, как Острожский, помогли ей скрепить свою работу политической унией. Оставалось увлечённую польскими правами и вольностями русскую шляхту разлучить с единоверцами, которые, не называясь народом по государственной конституции, тем не менее продолжали разуметь себя народом, и на самое дворянство смотрели, только как на охранённых привилегиями собратий своих. Отсюда вышло, что русские мещане, относительно веры предков, стояли в естественном, исторически верном положении, напротив русская шляхта — в положении двусмысленном. Русская шляхта принадлежала к двум лагерям, и по этому самому не могла действовать в пользу православия так искренне, как это представляется на первый взгляд читателю её манифестаций. Там, где мещане со своим духовенством, в случае торжества унии, потеряли бы всё, и даже имя русских людей, там дворяне сбросили бы с себя только простую русскую одежду и облеклись бы в польские нарядные жупаны. Из-за каких же благ было им жертвовать правами и вольностями, равнявшими их с венценосцами? Только такие капризные магнаты, как Острожский, могли вдруг повернуть оглобли обратно к православию, когда всё уже было у них улажено для путешествия в польскую будущность. Только такие недалёкие, как он, люди могли подчиняться внушениям русских протестантов, которые сами, в их глазах, отверглись отеческого православия и таким образом примкнули к чуждым народностям. Только такие деланные из панов архиереи, каким был Гедеон Болобан, способны были, продав неосмотрительно своё отступничество королевской партии, предпочесть потом главную роль среди православных второстепенной роли среди униатов. Протесты шляхты обходились ей весьма дешево, и притом располагали королевскую партию к уступчивости в сделках вовсе не религиозных. Протесты мещан вели их в суды, где судьи прямили иноверному королю, подвергали их тяжёлым взысканиям, заключениям в темницы, изгнаниям, а часто и смертной казни.
На брестский синод 1596 года съехались, как мы знаем, весьма важные представители отрозненной Руси; но королевская партия отнеслась к ним с замечательным невниманием, будучи, конечно, убеждена, что этим господам нужны дигнитарства, находившиеся в руках у короля, нужны почётные роли в польском обществе, нужно политическое значение патронов церкви, но вовсе не догматические интересы греческой веры. И действительно первыми жертвами их лицедейства были — представитель патриаршей власти на брестском синоде, европейская учёная знаменитость, грек Никифор, и искренние противники церковной унии, мещане города Берестья с их приходскими попами. Русские паны, предводимые так называемым столпом и украшением православной церкви, князем Острожским, только и сделали в защиту подведённых ими под королевские декреты людей, что издали величавый «Шкрипт Синоду Берестейского», ни в чём не уступающий соборному посланию сеймовой русской шляхты 1585 года. [12]
В Шкрипте прежде всего выражено желание русской шляхты оставить по себе память своих дел и поступков, [13] в чём она совершенно успела у русских историков; но ни единым словом не упомянуто о принадлежности мещан к составу не только съезда, но даже и православного общества, а они то и понесли на себе последствия панского кокетства с римской курией. Потом высказывается довольно рельефно негодование на то, что митрополит с некоторыми владыками предупредил панскую лигу в соглашении с «панами римской религии», с которыми она не прочь была бы войти в компромисс, если бы почин принадлежал (как и было в начале) ей. Далее лига домогалась низложения этих выскочек, предвосхитивших честь согласования «всех со стороны веры и церемоний розниц между восточной и западной церковью». Вслед за тем соединение церквей, устроенное без её посредства, объявляет она недействительным. Это постановление положено было сообщить для обсуждения всем поветовым сеймикам, а между тем члены православного синода обязывались взаимно за себя и за своих потомков не повиноваться отступникам архиереям и не допускать их властвовать не только в панских маетностях, но и в городах Речи Посполитой; если же отступники решатся на какие-нибудь более настойчивые меры, то всеми силами, не щадя никаких издержек, противодействовать преследованиям, насилиям и нововведениям.
13
«Мы такие то (говорит Шкрипт), хотячи справ и поступков наших памятку зоставити», и т. д.