Я никогда не переживал за себя, возможно, благодаря моему отцу. У него была непростая жизнь, и это во многом определяло атмосферу в нашей семье.
Дознаватель: Что вы имеете в виду?
Отец Рейли: Он родился с огромной челюстью и выдающимися надбровными дугами. Это произошло вследствие акромегалии — болезни, в результате которой передняя доля гипофиза производит избыток гормона роста. Своего рода гигантизм. Это проявлялось не только в необычном агрессивном выражении лица, но и в чрезвычайно высоком росте. Отцу невозможно было затеряться в толпе. В результате это вылилось в низкую самооценку, отравлявшую всю его жизнь. Многие годы я этого не понимал. В детстве он был для меня моим большим папой. Но, став старше, я осознал, что любая необходимость покинуть дом становилась для него стрессом. Даже простой поход в продуктовый магазин или на бейсбольный матч наполнял наш дом волнением задолго до и после означенного события. Он находил утешение, работая в гараже или играя на заднем дворе нашего дома, окруженного высоким забором.
Когда же речь заходила о религии, отец проявлял почти монашеское рвение. Вероятно, он надеялся, что молитва исцелит его от недугов, а возможно, предпочитал проводить дни в церкви или дома, чтобы как можно реже бывать на людях. Он откладывал деньги, чтобы совершить паломничество в монастырь во Франции. Отец был уверен, что там он вылечится. Он брал меня с собой, когда ездил по окрестностям и собирал металлолом и всякий хлам. Даже в сильную жару мы разбирали коробки и мешки с мусором. Грязь покрывала наши руки, мы кашляли от запаха гниения.
Мы брали все, что могли найти, и каждую субботу устраивали гаражную распродажу. Соседи, в конце концов, стали нас презирать, но проявляли к нам доброту — или просто жалели отца — и не заявляли на нас в полицию. Отцу потребовалось очень много времени, чтобы собрать деньги на паломничество. И все равно ему пришлось продать свой грузовик.
Итак, теплым июньским днем мы все сели в самолет, который доставил нас во Францию. Если точнее, то в Рокамадур — город на юго-западе страны, где находилась часовня святой Девы Марии. Часовня Богоматери Рокамадура.
Церковь и часовня находились высоко на скале. Базилика была возведена прямо над обрывом, возвышаясь над рекой Альзу — притоком реки Дордонь. Мы остановились в хостеле в деревне Л’Оспитале неподалеку от Рокамадура. На следующее утро с восходом солнца мы отправились в путь по главной улице деревни, а оттуда вышли к площади Каретта. Отец остановился у лестницы, ведущей в часовню.
Дознаватель: Вы замолчали. На этом все?
Отец Рейли: Нет. Мне трудно рассказывать дальше.
Наконец, отец сказал:
— Идите вперед.
— Что это значит? — спросила мама. — Что ты собираешься делать? — Я до сих пор вижу ее перепуганное лицо.
— Я буду подниматься по лестнице вслед за вами, но делать это буду на коленях, непрерывно читая молитвы.
Я, моя мама и сестра посмотрели на него как на человека, потерявшего рассудок.
— Ричард, — сказала мама. — Ты не сможешь! Здесь не меньше пятисот ступеней. У тебя не хватит сил, да к тому же в такую-то жару!
— Я сделаю это, — возразил он. Он не собирался сдаваться, даже если бы это закончилось для него больницей.
Тогда мама попыталась облегчить его положение. Она повернулась ко мне:
— Джонни, идите с сестрой в магазин. Купите там воды и каких-нибудь легких закусок. Нельзя допустить, чтобы ваш отец страдал от обезвоживания.
Смотреть на все это было тяжело, но, без сомнения, отцу пришлось еще тяжелее. При каждом шаге, который он совершал на коленях, неровные выступы гранита впивались ему в кожу и отдавались болью во всем теле. Каждую ступень он преодолевал с отчаянием и готовностью нести возложенную на себя епитимью. Дважды он весь сгибался, как будто еще чуть-чуть, и он упадет и покатится вниз по ступеням, и мы бросались к нему, чтобы поддержать. Мама не просила его прекратить, но после первых ста ступеней я был уверен, что он не поднимется наверх. Я видел, как кровь начала проступать сквозь ткань его брюк на коленях. Его огромное лицо было искажено мучительным страданием. Он дугой выгибал позвоночник, чтобы немного облегчить боль в затекшей спине.
Но продолжал взбираться наверх.
Дознаватель: И у него получилось?
Отец Рейли: Не знаю, был ли в этом божий промысел, но что-то помогло ему подняться наверх. По пути нам встретилось четырнадцать кальварий[5], а сверху на нас смотрел крест Тевтонского ордена. После каждых десяти ступеней руку отца, сжимавшую четки, словно сводила судорога, и она напоминала изломанную ветвь дерева после удара молнии. Он полз на четвереньках, его рубашка и брюки были пропитаны потом.