К своеобразию римского образа жизни относится то, что уже издавна были фиксированы границы полей и проведены линии, служащие для обмера. Следы их частично сохранились до наших дней. Римляне очень внимательно и настороженно наблюдали не только за небом, но и за своими соседями. Начиная с нападения кельтов в IV в. до н.э., у них выработался защитный инстинкт, менталитет, который возвел в абсолют интересы собственной безопасности. Для профилактики они периодически нападали на соседние племена. Мало-помалу это превратилось в принцип.
Фундаментальное значение для создания и расширения римского владычества имели два понятия римского государственного права: империя и провинция. До сих пор является спорным вопрос, какое фактическое содержание имел термин «империя» в начале республики. Являлась ли она, как утверждал Т.Моммзен, всеобъемлющим полновластием высших магистратов, которые осуществляли как военное, так и политическое руководство. По этой концепции «империя» обозначала совокупность этих компетенций, которые раньше принадлежали царю, а позже — высшим должностным лицам — консулам и преторам.
Словом «провинция» обозначалась конкретная область империи, под которой могла пониматься определенная сфера юрисдикции, например, командование отдельным театром военных действий. Территориальное значение понятия «провинция» относится к более поздним ступеням развития, когда многочисленные римские провинции требовали точного определения. Как в случае со словом «империя», которое при принципате понималось как когерентная Римская империя, а во времена республики относилось к строго ограниченным во времени компетенциям, так и в случае с понятием провинция, которое в процессе развития римской экспансии коренным образом изменило свое содержание.
Начальная примитивная политика Рима с позиции силы хорошо иллюстрируется примером Сицилии, внеиталийской сферы влияния Рима. Римское вмешательство в распри мамертинов в Мессине в 264 г. до н.э. быстро привело к эскалации военных столкновений с Карфагеном, а именно, к продолжавшейся почти два десятилетия I-й Пунической войне, к которой Римская республика вообще не была готова, особенно на море. С царем же Сиракуз, против которого должна была быть направлена римская интервенция, был заключен договор о мире и союзничестве, который в дальнейшем очень пригодился Риму.
На опыте эскалации войны на Сицилии, истощившей Рим, Римская республика, как видно, ничему не научилась. Четыре десятилетия спустя она связала себя обязательствами дружеских отношений с Сагунтом, что на Пиренейском полуострове, чем спровоцировала Баркидов, династии их злейшего карфагенского противника Гамилькара Барки. Это спровоцировало II Пуническую войну (218—201 гг. до н.э.), которая привела город и его союзников на край пропасти.
Эта готовность идти на риск тем более удивительна, что совсем другой противник давно уже представлял для Рима гораздо большую опасность, чем карфагеняне на большом острове, а позже Баркиды в Испании. Процесс экспансии римского владычества и римско-латинской колонизации шел совсем в другом направлении. После нападения кельтов на первом плане стояли верхнеиталийские регионы и задача покорения кельтских племен. Делая вывод из более поздних событий, можно сказать, что римская республика во всех начинаниях, которые касались вне-италийских регионов, будь то Сицилия, Иллирия, Испания, Македония, Греция или Малая Азия и Северная Африка, вызывала события, последствия которых к началу интервенции не были предусмотрены.
Доказательством отсутствия у Рима внешнеполитической концепции является тот факт, что после окончания I Пунической войны на Сицилии не сразу была отлажена эффективная римская администрация вновь приобретенных областей. Первостепенная цель Рима заключалась не в том, чтобы по возможности лучше эксплуатировать новые регионы, а в освобождении Сицилии, а позже Сардинии и Корсики от власти Карфагена. За этим кроется не только абстрактная римская «идеология безопасности», но и горький опыт многочисленных грабежей городов побережья карфагенским флотом во времена последней войны. Прежде всего за этим просматривается своеобразный принцип внешней силовой политики Рима: классическая Римская республика хотела господствовать над своим приграничным пространством, но боялась, однако, брать на продолжительное время власть над этими завоеванными территориями. Так как аристократическая республика не имела управленческого аппарата с долгосрочными функциями, она не могла и думать о том, чтобы взять на себя дополнительно управление большими регионами. Во-вторых, каждый обладатель власти, долгое время управляющий внеиталийскими областями, очень сильно увеличивал там свою клиентелу, что служило угрозой для равновесия римского аристократического общества и его однородности. Тем самым возрастала возможность образования единоличной власти, а в конце концов и монархической. Рим был всегда очень щедр на обвинения в подобных намерениях: подозревался в этом Сципион Африканский, а также Тиберий Гракх и Цезарь.