III. Вероопределение собора халкидонского приобрело вскоре в церкви общее уважение, ибо оно решило и разъяснило, насколько возможно это относительно одного из таинственнейших догматов, учение о лице Богочеловека. Определение собора халкидонского принято было епископом римским[917]. На востоке также оно нашло себе всеобщее сочувствие. Епископы египетские писали императору Льву I, что они почитают собор «сохранившим веру целою и неповрежденною», «отсекшим плевельный нарост, действовавшим по внушению Духа Божия», и что только четыре или пять епископов с мятежным монофизитом Тимофеем Элуром не признала авторитета собора этого[918]. Собор халкидонский и его определение приняла церковь Иерусалимская, признавая оный собор «святым, великим, вселенским». Так смотрели на дело патриарх Ювеналий и епископы так называемых «трех Палестин», т. е. всего патриархата Иерусалимского[919]. Далее, на вопрос, предложеный императором Львом церквам вселенной: как смотреть на халкидонский собор, все епископы церквей Фракийских, Понтийских, Азийских, Сирийских, Елладских и пр. и пр. отозвались о соборе с полным одобрением[920]. Свою особенную важность догматическое определение халкидонского собора получает от того, что оно не дало предпочтение ни богословским воззрениям александрийским, ни антиохийским. Оно помирило их собою. Учение той и другой школы слилось в одно учение. Два направление богосдовских, которые доселе более или менее враждебно наступали одно на другое, в вероопределении халкидонском братски примирились. Из двух родов богословствования возникло одно богословское течение. Все должны были быть довольными вероопределением, поскольку в нем видели отпечаток дорогих для них стремлений и убеждений. Правда, немало было бурных споров о лице Богочеловека и после собора халкидонского в сферах монофизитских, но эти споры ничуть не могли ниспровергнуть определенного в Халкидоне. И после собора никейского истинное учение не вдруг утвердилось в церкви. Такова судьба великих истин: оне торжествуют только путем борьбы. — Определение халкидонское легло в основу воззрений дальнейших вселенских соборов. От него отправлялись, как вернейшей точки зрения, в спорных вопросах. Оставляя в стороне пятый вселенский собор, на котором не было изложено и провозглашено никакого догматического определения[921], бросим взгляд на богословствование VI и VII вселенских. соборов. Шестой вселенский собор в противодействие монофизитству изрек учение о двух волях во Христе. Чем руководствовался собор в своих догматических поста- новлениях? Достаточно сравнить вероопределение VI вселенского собора с вероопроделением собора халкидонского, чтобы признать полное родство этих двух соборов. Вероопределение шестого вселенского собора начинается тем, что со всею точностью передает текст вероопределения халкидонского собора по вопросу о лице Богочеловека и на этом основании как краеугольном камне провозглашает учение о двух волях во Христе[922]. Что касается до VII вселенского собора, то мы должны с уверенностью утверждать, что провозглашенный от него догмат об иконоупотреблении и иконопочитании в церкви находит свою опору, главнее всего, в вероопределении халкидонском. Иконоборцы отрицали позволительность употребления икон в церкви на том основаши, что богочеловеческое лицо Христа неизобразимо, что на полотне и доске передается лишь человеческий образ Христа, а не его Божественный зрак. Эта мысль иконоборцев утверждалась на монофизитском воззрении, что Божество во Xpисте как бы упразднило в Нем человечество. Решение противоположное иконоборческому могло основываться главнейше на учении, что во Христе было два совершенных естества — Божеское и человеческое, два естества неслиянных, но и нераздельных, вследствие чего и просто изображение одного человеческого зрака Христова должно было сильно говорить о Богочеловеке христианскому чувству. А это и есть учение, провозглашенное в определении собора халкидонского. Собор VII вселенский стоит ближе к халкидонскому собору, чем как это может представляться с первого взгляда. — Итак, халкидонское вероопределение в дальнейшем течении церкви обнаруживает свое действие при решении важнейших догматических вопросов. Мы не говорим уже о том, что вера халкидонского собора стала верой всего мира христианского до сего дня[923].
IV. Халкидонский собор поддержал и утвердил в церкви авторитет известной унии. Уважение его к унии несомненно следует как из того, что послание Кирилла: «да возвеселятся небеса» было поставляемо на нем наряду с символами никейским и константинопольским, так, в особенности, из вероопределения халкидонского собора, которое в большей своей части изложено словами известного исповедания Иоанна Антиохийского. В «речи» своей к императору Маркиану собор халкидонский снова и с особенною силою ссылается опять на унию, как величайшее церковно-историческое явление. Сказав о том, что в богословствовании по вопросу о Богочеловеке надлежит сообразовать свои мысли с учением отцов церкви, собор затем указывает, какими именно свято-отеческими сочинениями должно руководиться в указанном случае. Такими, по его суждению, должны быть именно сочинения, какие приняты или появились в церкви во время унии, в интересах унии. Это — послание Афанасия к Эпиктету, послание Кирилла к восточным, исповедание веры мудрого (σοφός) Иоанна Антиохийского[924]. Императорская власть со своей стороны особым указом восстановляет честь и достоинство тех лиц, которые так много пострадали от Диоскора за приверженность к унии. Император Маркиан указом призывает империю изгладить из памяти, что сделано на соборе разбойничьем касательно Флавиана, Евсевия Дорилейокого, Феодорита. Он объявляет, что мощи Флавиана перенесены в столицу, потому что он «блаженнее всех живых», потому что он был человеком «единственным, который поистине был достойным епископом», — а также Евсевию и Феодориту возвращается не- запятнанная честь[925]. Конечно, император действовал так не сам по себе, но по влиянию отцов собора халкидонского, которые отнестись с уважением к каждому из этих лиц. Ибо собор восхвалял веру Флавиана[926], радостно приветстновал появление на собор Феодорита и, когда позднее на том же соборе он ясно исповедывал свое православие, собор почтил его хвалебными кликами[927]. Евсевий Дорилейский стоял во главе собора халкидонского и его голос почтительно выслушивался всеми[928]. Какое же значение имеет то обстоятельство, что на соборе и после собора уния была ценима и уважалась? Большое. Уние предначала важное дело. До времени ей александрийские богословы в своих сочинениех при раскрытии догматов довольствовались авторитетами александрийского направления и чуждались писателей антиохийской школы; наоборот, антиохийские богословы считали авторитетами в богословской литературе только писателей, принадлежав- ших к их школе, писателей же школы алекеандрийской они или совсем не хотели знать или ограничивали их значение в науке богословской. Была очевидная рознь, разъединение. Богословы двух школ в науке и литературе сторонились одни других. Представители же унии из антиохийцев первые отбросили предубеждение к писателям противоположной школы. Они стали изучать их, уважакать, цитировать в своих трудах. Так поступали: Иоанн, Домн Антиохийский, Феодорит[929]. Отцы халкидонского собора поступали так же. В приложеиии к «речи» отцов собора к Маркиану мы встречаем приведенными свидетельства следующих писателей, как равнозначительные: Афанасия Александрийского и Флавиана, епископа Антиохийского, Кирилла Александрийского и Иоанна Златоуста[930]. Такой обмен авторитетами был весьма важен для науки богословской. Этим устранялась односторонность научно-богословских воззрений[931]. Вместо двух школьных литератур возникает одна церковная литература. Горизонт богословов-писателей разширяется. Позднейшие писатели, напр., Максим Исповедник, Иоанн Да- маскин, патр. Фотий с равным уважением относятся к писателям и школы александрийской и антиохийской. Заметим еще, что некоторые положения, выработанные во время унии, сделались после халкидонского собора общим и непререкаемым достоянием богословской науки. Таково напр. экзегетическое правило, что одни изречения евангельские и апостольские нужно, относить к Божеству Христа, другие — к Его человечеству, иные к божеству и человечеству зараз. Вообще, нужно сказать, что вся последую- щая богословская литература, не исключая, и современной нам православной литературы, стоит слишком близко по своим началам к халкидонскому собору. Не думаем, чтобы мы говорили парадокс.
918
Concilia, ibid. p. 373. 4. 5. Д. IV, 408–9: сл. 473. 482. Эти последние, действительно, прямо объявляли императору Льву в послании: «Халкидонского собора церковь великого города Александрии не принимает». (Дн. IV, 492).
921
Если пятый вселенский собор и перерешает некоторые постановление IV Всел. собора относителыю отделышх лиц, но однако он всецело блюдет вероопределение этого собора, и потому на его деяние нельзя смотреть как на противодействие опрелениям предыдущего собора.
923
Интересно слышать мнение современника, протестанского писателя Schopper'a (s. 38) о значении халкидонского собора. Он говорит: «полемика, какая подымается против него в нашем столетии, доказывает, что его господство не прекратилось. Халкидонский собор вот уже полторы тысячи лет пользовался и пользуется влиянием и значением, и в этом заключается указание, что он представляет собой момент истины непреходящего свойства. И если собор не дает осязательного решения вопроса, то разве настоящее время разрешило этот трудвейший вопрос?».
928
Собор Халкидонский не оставил без внимания и других страдальцев за унию. Ива Едесский был оправдан собором и восстановлен в митрополическом достоинстве (Acta Chalced. p. 295. Деян. I V, 240–1). Домну, патр. антиохийскому, чвловеку не искавшему никаких почестей, проводившему, по низвержении его собором разбойничьим, жизнь аскетическую, собор соблаговолил назначить пенсию из дохов церкви антиохийской (Acta Chalced. p. 298. Деян. IV, 246 и дал.).
929
Hoffmann, Verhandlungen d. Kirchen-Versam. zu Epbesus. S. 75 und Anmerk. 413. Curs. patr. Migne, t. 25, prolegomena, p. 276. Сочинение Фeoдорита: «Еранист».
931
Если бы напр. известное догматическое послание Льва явилось во аремена III всел. собора, оно без сомнения не встретило бы сочувствия в кругах александрийствующих.