Что мысли Кирилла по сравнению с несторианскими не столь ясны и наглядны — это несомненно. Происходит это от того, что в своих суждениях он стоит на точке зрения глубокой веры. Положения веры никогда не сделаются достоянием разумного знания, потому что они не могут сделаться таковым. Суждения Кирилла удовлетворяли релнгиозное чувство хрнстианина, и в этом их высокое достоинство, неизмеримое превосходство пред рациональными мыслями Нестория. Догмат о Троичности Лиц Божества остался непостижимым после всех разъяснений его Афанасием, Василием Великим, Григорием Богословом; то же должно сказать и о догмате воплощения: после всех Кирилловых объяснений он остается по-прежнему таинственным. Вера исключает собою рассудочную ясность.
Воззрения Кирилла встречают себе много возражений со стороны его противннков. Ему приписывали аполлинаризм[609], т. е. учение о том, что Богочеловек страдал естеством Божеским[610]. Против него говорили: «Кирилл учит, что страдало Божество одинородного Сына Божия, а не Его человечество»[611]. Выходя из того же основного воззрения, приписываемого Кириллу, утверждали, что он воскрешал ересь арианскую[612]. Если Христос страдал Божеством, то значит Его Божество было других свойств, не столь совершенных, как Божество бесстрастного Отца, — вот заключение, которое приводило несториан к тому, чтобы упрекать Кирилла в арианстве. Наконец, тому же Кириллу приписывали доктрину, которая позже стала называться монофизическою[613]. Несториане уверяли своих сторонников, что Кирилл утверждал[614], что «из Божества и человечества произошло одно естество»[615]. Но все это лишь одни нападки, напраслины. Кирилл не аполлинарист, потому что допускал полноту человеческой природы во Христе, чего не делал Аполлинарий (Христос Аполлинария был без духа или, по нашей терминологии, без души). Ариане также не могли находить для себе благо- приятным учение Кирилла, ибо его учение о единосущном Сыне было выше всякого сомнения. От упрека в монофизитстве Кирилл сам оправдывает себя весьма ясно»[616].
Экзегетический вопрос, к которому приковывалось внимание антиохийских богословов относительно того, как понимать евавгельские и апостольские изречения, в которых человечески уничижительно или божески возвышенно говорится о Христе, Кирилл в противоположность своим врагам решает в духе и смысле своей общей системы. Что Христос говорит о Себе или что говорят евангелисты и апостолы о Нем уничижительного или божески-возвышенного, все эти изречения, по Кириллу, нераздельно следует относить к одному и тому же Лицу Богочеловека, устраняясь мысли, что их следует относить раздельно к Христу, то как Богу, то как человеку. Кирилл писал неоднократно: «речи евавгельские (и апостольские), означают ли они человеческое или Божественное, относим к одному Лицу. Так как мы веруем, что Христос, вочеловечившееся Слово Божие, есть один Сын, то если говорится что-либо человеческое (о Христе), приписываем человеческим мерам Его, (Сына Божия), человечества, потому что и человеческое опять Его же; если же говорится о Нем как о Боге, то веруя, что вочеловечив- шийся есть Бог, речи относящияся к природе сверхестественной, опять отвоснм к Нему, как единому Христу и Сыну»[617].
609
Concilia. Acta conc. Ephes. Col. 267. Деяп. I, 778. Nestorii. Ep. ad Cyrill. Col. 56. Деян. I, 341.
610
Кирилл, по-вндимому, в самом деле не чуждается мысли о страдаиии Христа и Божеством. В оправдание Кирилла нужно сказать, что мысль о том, что Бог страдать не может — не религиозного, а философского происхождения. Вера нн иначе понимает страдание Христа, как приписывая страдания и Самому Богу. Кирилл просто не хотел угождать философским воззрениям, тем более, что с философской точки зренил необеяснимо и самое воплощение.
615
Нужно сказать, что Кирилл действительно употреблял выражение, заключающее мысль об одном естестве в Богочеловеке (μία φύσις τοῡ ϴ εῡ λόγου σεσαρx ωμένη) Cyril. Apologeticus adver. Orientales. Col 349. Деян. II, 83). Но выражение это не его собственное; оно заимствовано им из одного сочинения св. Афанасия: de incarnatione Dei Verbi (Migne. Gr. ser. t. 28 Col. 28), которое впрочем признается подложным. Минь относит это сочинение к числу сомнительных (dubia) сочинений Афанасия. Гефеле положительно отвергает его подлинность (Hefele, II, 144). Нужно думать, что Кирилл допускал потому это выражение, что подобно многим писателям древней церкви смешивал понятие: «естество» и «лицо». Слово φύσις у него употреблялось в смысле ὑπόσιασι.
617
Cyrilli. Explicatio XII cap. Col. 301. Деян. II, 35. 6. Cyrilli ad Nestoriam de excommunic. Col. 116. 120 (Anath. IV). Деян. I, 447–8, 453. В пример того, как Кирилл прилагает к делу данное экзегетическое правило, можно указать на его толкование известного места из евангелия Матфея: «о дне же том», и пр. Он говорит: Ему (Христу) принадлежит знание и вид незнания. Он знает Сам по Божеству, как Премудрость Отчая, но, ставши в уровень неведующего человечества, домостроительственно совершает то, что свойственно и другим (Adversus Theodoretum. Col. 416. Деян. II, 154).