Но с другой стороны не без оружия в руках оставались в борьбе с противниками Феодорита и защитники его чести и памяти. Феодорита с полным правом можно было отстаивать, как мужа послужившего благу церкви и как приверженца православия. Феодорит не остался на всегда слепым приверженцем Нестория; когда характер деятельности и учения Кириллова выяснился для Феодорита, он перестал враждебно относиться к Кириллу и собору III Вселенскому, воссоединился с Вселенскою церковью. Когда же начало развиваться монофизитство, он сделался первою жертвою происков монофизитов; сделался исповедником за православие, ибо собор разбойничий 449 года лишил Феодорита епископского сана, а император Феодосий II сослал его в ссылку[32]. Но важнейшим обстоятельством, каким можно было пользоваться для защиты Феодорита — должно было быть оправдание Феодорита на соборе Халкидонском, IV Вселенском. Дело было так: Феодорит на соборе разбойничьем лишен был епископства; собор Халкидонский по прошению Феодорита, должен был пересмотреть этот приговор, что им и сделано было в 8-м деянии. Лишь только явился Феодорит на это заседание, отцы потребовали: пусть Феодорит тотчас анаффматствует Нестория. Феодорит на это объявил, что пусть прочтутся документы, на основании которых теперь разбирается его дело, и отцы увидят, что он не погрешает в вере. Отцы снова повторили свое требование: «мы не хотим ничего читать, анафематствуй сейчас Нестория». Тогда Феодорит сказал: «я и воспитался между православными и научен православно и проповедовал православно, и не только Нестория и Евтихия, но и всякого человека, не право мудрствующего, отвращаюсь и «читаю отлученным». Но отцы не удовлетворились таким объяснением и говорили: «ясно скажи: анафема Несторию и учению его, анафема Несторию и друзьям его!» Феодорит продолжал уклоняться от такого решительного анафематствования на Нестория. Епископы снова восклицали: «скажи ясно: анафема Несторию и одинаково с ним думающим». Феодорит, вместо исполнения требований, заявил, что он изложит сначала, как именно он верует. Отцы прервали его снова, восклицая с негодованием: он еретик, несторианин, вон еретика. Теперь Феодорит без всяких уклонений ясно и выразительно произносит анафему на Нестория: «анафема Несторию и тому, кто не признает св. Деву Марию Богородицею, и тому, кто единого и единородного Сына разделяет на двух сынов. Так я мудрствую!» При этом Феодорит заявил, что он принимает догматическое послание папы Льва. Собор единодушно признал его оправданным. Отцы восклицали: «Феодорит достоин престола, православный учитель да приимет церковь, Феодориту епископу пусть будет возвращена церковь» (Деян. IV, 179–181). Из этого исследования дела Феодоритова, какое происходило на соборе Халкидонском, видно, что отцы собора встретили Феодорита подозрительно, считая его тайным несториапином, что Феодорит не вдруг произнес анафему на Нестория, а колебался и тем доказывал, что подозрения собора относительно его личности не напрасны (этим могли пользоваться во вред Феодорита противники его), но что наконец истина взяла верх в душе Феодорита над всякою склонностью к ереси, как и признали это отцы собора (а это было верным ручательством, которым могущественно могли пользоваться в своих интересах защитники этого епископа). Защитники Феодорита, принимая во внимание приговор собора Халкидонского над них, могли указывать на осуждение Феодорита, какого требовал указ Юстиниана, как на прямое сопротивление этому собору, как на стремление поколебать авторитет его, как на вредную попытку переменить уже решенное голосом всей церкви. Притом в пользу Феодорита современники Юстиниана с правом могли указывать на то, что он своими богословскими сочинениями слишком много послужил церкви, чтобы осуждать его за немногие сочинения, написанные им не в пользу православия, и что он умер в мире с церковью. Следовательно и о Феодорите спорить было можно: церковь знала за ним не мало непохвального; но знала и много похвального.