Решено было отправить вторую депутацию к Евтихию для приглашения его на собор. Посланные (пресвитеры Мама и Феофил) получили от собора послание для передачи Евтихию; в нем говорилось: «без всякого отлагательства явись на собор; неблагоразумно говорить в свое оправдание, что ты решился не выходить из монастыря, когда тебя обвиняют в таких важных вещах» (Деян. III, 255). Вторая депутация, отправленная к Евтихию, возвратившись, как и первая, доложила собору, что Евтихий отказывается прибыть на собор. Депутаты именно рассказывали следующее: когда мы прибыли к монастырю Евтихия, то встретили в воротах монастыря некоторых монахов и объявили им, что по поручению архиепископа Флавиана и собора они должны говорить с архимандритом. Монахи отвечали: архимандрит болен и не может принять вас к себе, поэтому объясните нам: зачем вы посланы. Но мы отказались сделать это, говоря, что мы посланы к самому архимандриту. Тогда они смутившись начали шептаться между собой и наконец отправились к Евтихию. Выйдя от него, они нас привели к нему. Мы передали ему письмо от собора, которое он в нашем присутствии прочел и сказал: «мое правило никогда не выходить из монастыря; одна смерть заставит меня выйти из него; притом же собор и архиепископ знают, что я стар и хил. Пусть архиепископ и собор делают со мной что угодно: и пусть не хлопочут более о новом вызове». Он хотел, говорили депутаты, передать нам какую-то написанную бумагу для представления собору, но мы отказались, заявив, что если он имеет что-либо сказать, то должен лично объяснить собору (Деян. III, 257 — 259). Впоследствии снова переспрошенные эти депутаты еще прибавили к прежним показаниям нечто весьма важное для характеристики воззрений Евтихия. Евтихий, говорили они, хотел вступить с нами в прение о вере, и когда мы уклонялись от этого, он, в присутствии некоторых монахов, сказал: «где в Писании говорится о двух природах во Христе»? Один из депутатов отвечал ему, что и слово: «единосущный» (употребленное I Вселенским собором для выражения истинного отношения Божества Сына к Божеству Отца) также не находится в священном писании. Евтихий на это заметил: «в священном писании это слово не находится, а в изложении св. отцев находится». В ответ Евтихию один из депутатов справедливо сказал: «как об единосущий не говорится в св. писании, а изложено это учение отцами, так н о двух естествах учение изложили те же св. отцы». Другой из депутатов предложил Евтихию такой вопрос: «Слово совершенный Бог или нет»? Евтихий сказал: «совершенный», Тогда тот же депутат предложил еще вопрос: «а воплотившийся — совершенный ли человек или нет»? Евтихий опять отвечал: «совершенный». Допрашивавший Евтихия после этого весьма справедливо заметил: «итак, если Христос совершенный Бог и совершенный человек и два совершенных составляют единого Сына; то почему не говорить, что единый Сын состоит из двух естеств»? Евтихию следовало бы при этом замечании доказать: почему и как две совершённые природы составляют одно естество, но вместо того он завопил: «да не будет того, чтобы я говорил, что Христос состоит из двух естеств. Если же хотят низложить меня, если хотят что-либо сделать со мною, пусть делают. Ибо я в этой вере, какою исповедую, стою и желаю скончаться» (Деян. III, 273, 274). Отказываясь лично предстать на собор, Евтихий делает попытку вместо себя отправить сюда одного дружественного с ним архимандрита Авраамия, который вместо него и должен был дать объяснения по возникшему делу. Этот Авраамий, вместе с некоторыми монахами явившись на собор, заявил о болезни Евтихия, который от печали не мог де спать целую ночь. Затем Авраамий сказал, что Евтихий поручил ему сделать от его, Евтихиева, лица, некоторые объяснения на соборе. Но этого не позволил сделать председатель собора Флавиан, Он сказал: «как можно, спрашиваю тебя, когда обвинен один, говорить за него другому[232]»? К этому Флавиан прибавил несколько мягких, успокоительных слов, из которых посланный должен был убедиться, что Евтихию нечего бояться собора, что собор желает добра, а не зла ему. Флавиан говорил: «пусть Евтихий придет сюда, он придет к отцам и братьям, которые его знают и доселе еще пребывают в любви с ним. Многие слышали об его заблуждении и соблазняются, и он должен оправдаться. Мы — люди; многие, из великих соблазнялись и увлекались, думая, что они правильно мудрствуют. Раскаяние не приносит стыда, по стыдно упорствовать во грехе. Как червяк точит дерево, родившее его, так и нераскаянный грех — сделавшого его. Но пусть Евтихий исповедует свое прегрешение, мы простим его»! Флавиан далее дает заметить Авраамию, что если поднято дело против Евтихия, то это не потому, что Флавиан имеет какое неудовольствие на Евтихия, а единственно потому, что на него заявлено обвинение, которого по закону нельзя обойти. «Я убеждал и просил Евсевия, говорит он, подождать. Когда же он настаивает: что я должен был делать? И неужели я желаю расточать вас? Да не будет. Расточать свойственно врагам, а отдам свойственно собирать» (Деян. III, 262–264).
232
Чтобы попять эти слова Флавиана, нужно взять во внимание, что в дневной Церкви суд церковный был словесный, гласный и потому давать объяснения но известному делу должно было само обвиняемое лицо.