Восшествие на престол нового императора Маркиана было счастливым событием для стороны православных. Маркиан, как и Пульхерия, сестра Феодосия младшего, которая теперь сделалась супругою Маркиана, были глубоко преданы делу православия. Свой религиозный характер Маркиан вполне выразил в созвании собора Вселенского, в образе отношения к нему и в своих распоряжениях касательно Церкви после этого собора. Что же касается религиозного характера Пульхерии, то современники отзывались о нем с полною похвалою. Отцы собора Халкидонского говорили о вей, что она «всю жизнь проводит в молитве», что у ней «беседа в псалмах» (Деян. III, 672); папа Лев замечал о ней: «когда она не принимала священников, когда не стояла за благочестие и веру православную» (Деян. III, 75)? Один древний историк пишет о ней: «тщательно и мудро предотвращала она всякий случай, грозивший вере введением новых и ложных догматов»[252]. Благоприятное отношение нового правительства к православию обозначилось тотчас же по вступлении Маркиана на престол. Император немедленно распорядился, чтобы останки архиепископа Флавиана, умершего в изгнании, были перенесены в Константинополь и торжественно положены в храме св. Апостолов, месте погребения епископов Константинопольских. Далее император приказал возвратить из ссылки всех тех епископов, кои подвергнуты были изгнанию после осуждения их на соборе разбойничьем, и им возвращены были епископские кафедры (Деян. III, 107–109). С тем вместе Маркиан вступил в самую дружественную переписку с главным поборником православия папою Львом. В первом из своих писем к папе, император свидетельствует о своей ревности к православной вере и охотно соглашается на созвание собора Вселенского для искоренения заблуждения и восстановления мира, как желал того папа (Деян. III, 104–105). В другом письме император приглашает папу, если ему угодно, лично прибыть на восток и здесь принять участие на соборе, и если папа не явится на собор, сочтет для себя это затруднительным, император обещает папе, что этот собор, который должен собраться на востоке, утвердит православную веру сообразно с изложением Льва (Деян. III, 106 — 107). Понятно, что такое отношение императора к православию возвысило дух сторонников его: они. чувствовали близость своего торжества. Напротив, партия монофизитская видела себя сильно поражаемою. Как отнеслись к этому факту начинающегося торжества православных над их врагами главнейшие представители монофизитства, это показывает пример Диоскора архиепископа Александрийского и пример Анатолия архиепископа Константинопольского, назначенного в преемники Флавиану на соборе разбойничьем. Диоскор понимал, как мало хорошего он мог ожидать для себя и своей партии от Маркиана, при его православных симпатиях, и потому всеми мерами старался препятствовать признанию его императором в Египте (архиепископ в роли революционера! Деян. III, 590–591). Но эта попытка не удалась Диоскору, и он лишь навлек на себя тем большее неудовольствие со стороны нового императора. Иначе отнеся к факту близкого торжества православия Анатолий, архиепископ Константинопольский. Как избранный собором разбойничьим, он сочувственно относился к монофизитским воззрениям; но, со вступлением на престол нового императора, ревнителя православия, он сознается в своем заблуждении, отказывается от всяких связей ·с партией монофизитской, объявляет о своем согласии в догматических мыслях с папою Львом (Деян. III, 107–108).
При расположенности императора Маркиана и императрицы Пульхерии к православию нельзя было сомневаться в том, что правительство поспешит восстановить, поруганную на соборе разбойничьем, честь православия. И действительно император Маркиан не замедлил принять на себя попечение о созвании собора Вселенского. Он вступил на престол в августе 450 года, а в 451 году в мае месяце он уже издает указ, которым назначался собор в Никее, в Малой Азии, от 1 сентября того же года. Указ гласил: «всем занятиям должны быть предпочитаемы божественные дела. А так как возбуждены некоторые недоумения касательно нашей православной веры, то нам благоугодно, чтобы составился св. собор в Никее, дабы при общем согласии всех, по точном исследовании истины и по устранении всякого пристрастия, которым уже злоупотребляли некоторые и возмущали православное благочестие, яснее открылась истинная вера и уже не могло быть никакого сомнения и разногласия. Если не воспрепятствуют военные походы, мы сами лично будем присутствовать на досточтимом соборе» (Деян. III, 110). Восточная Церковь с величайшею радостью встретила это распоряжение императора. Но не с такою радостью принято оно на западе. Так как собор созывался не в Италии, как желал того папа Лев, а на востоке, то папа с сожалением видел, что он не может принять такого деятельного участия в нем, к какому он готовил себя. Притом же обстоятельства, при каких созывался собор, были неблогоприятны для Запада. Италии в это время грозили нападением варвары под предводительством грозного Аттилы, и это было препятствием для отправления возможно большого числа западных епископов на собор. Папа писал императору Маркиану: «я думал, что из уважения к теперешнем тяжелым обстоятельствам. собор будет отложен на более или менее продолжительное время, чтобы епископы могли собраться на оный из всех провинций, и чтобы мог составиться в собственном смысле Вселенский собор; но так как вы из любви к православной вере решаете уже созвать собор в Никее, то я не могу препятствовать вашей благочестивой воле». В письме к Анатолию, архиепископу Константинопольскому, папа жалуется на краткость срока, назначенного для прибытия епископов на собор (от средины мая до сентября). «Как может он, говорил папа о себе, разослать своевременно известия во все провинции запада, чтоб собор был поистине Вселенским собором»[253]?