Вскоре затем, именно в заседании собора Халкидонского 13 октября, приступили к более подробному и обстоятельному суду над самим Диоскором[259]. Первое рассмотренное нами заседание собора имело своею целью не суд над Диоскором, а лишь исследование, насколько законны или незаконны были действия собора Ефесского 449 года. Если бы Диоскор подобно другим епископам, принимавшим участие в соборе разбойничьем, смиренно исповедал свою вину пред отцами халкидонскими, нет сомнения — он получил бы от милосердия отцев прощение, как получили его другие участники того же собора Ефесского; но Диоскор пребывал упорен, почти презрительно относился к собору Халкидонскому, и потому его поведение заслуживало особливого суда. Кроме этого, Диоскор, нисколько не скрываясь, прямо и решительно заявлял пред сонмом отцев халкидонских о своем монофизитском учении. В заседании 8 октября, Диоскор в горделивом самодовольстве от своего еретического учения говорил: «Я имею свидетельство святых отцев, Афанасия, Григория (Богослова), и во многих местах Кирилла Александрийского, что не должно признавать двух естеств после соединения, но одно воплотившееся естество Слова. Я должен быть извержен вместе с отцами. Я защищаю догматы отцов, ни в чем не отступаю от них. Свидетельство их не просто, не как-нибудь, а в книгах имею». При другом случае Диоскор заявлял: «вот я утверждаю это: после соединения нет двух естеств» (Деян. III, 237– 245). Мог ли собор щадить такого нераскаянного еретика? Суд над Диоскором был необходим еще потому, что Евсевий Дорилейский, в качестве лица потерпевшего от этого архиепископа, вошел с нарочитым прошением на собор, которым требовал законного разбирательства действий Диоскора в отношении к нему, Евсевию. Евсевий 13 октября вошел на собор с жалобой на Диоскора, в которой говорилось: «при производстве следствия, т. е. на первом заседании собора, мы, как известно, уличили Диоскора в том, что он не позволил мне прийти на собор, бывший в городе Ефесе и представить свои доказательства (против Евтихия), равно как не позволил воспользоваться вовремя своими доказательствами и св. Флавиану, бывшему архиепископу Константинопольскому, в защиту которого мы и составили эту просьбу, и что кроме того, он учинил всякую неправду в отношении к благочестию и к священным канонам. Прошу и припадаю к св. собору подвергнуть Диоскора наказаниям, чтобы в продолжение остальной жизни он служил примером для вразумления всех, которые бы вздумали поступать подобно ему» (Деян. III, 556–557). При этом словесно Евсевий заявил: «прошу вызвать соперника моего ко мне на лицо» (Деян. III, 558). Просьба Евсевия принята была собором. Наконец присоединились еще обстоятельства, которые с своей стороны неизбежно требовали суда над Диоскором. Подана была целая масса просьб на Диоскора клириками и даже одним мирянином из церкви Александрийской, которою управлял Диоскор. Эти новые жалобы дают богатый материал для характеристики этого архиепископа. Передадим главнейшие черты, которыми обрисовывается нравственный облик Диоскора в указанных прошениях. Прежде других истцов вошел на собор с жалобой на Диоскора Феодор, диакон Александрийский. «Диоскор, говорил истец в прошении, без всякого обвинения исключил меня из клира, угрожая изгнать меня даже из Александрии не за что-либо другое, как только за то, что я удостоился близости и благосклонности св. Кирилла. Его целью было изгонять из города и даже лишать жизни не только родственников Кирилла, но и близких к нему. Это человек, не чуждый убийств, не опасавшийся ни рубить чужие леса, ни производить пожары; ни разрушат дома. Словом, говорил истец, он не святейший, а лютейший. Все это я готов доказать», замечал он (Деян. III, 571–5). Другой истец, Исхирион, тоже диакон Александрийский, в своем прошении к собору говорил о Диоскоре следующее: «никто не избежал жестокости и бесчеловечия Диоскора. У одних опустошены имения вырубкой леса, у других разрушены жилища; иные сосланы в ссылку; иные разорены штрафом». Затем истец указывает частные примеры из деяний Диоскоровых. «Вот что он сделал с пшеницей, которую император прислал для церквей Ливии — так как эта страна бедна и неурожайна: — эту пшеницу следовало раздать по назначению, чтобы из неё, во-первых, приносима была бескровная жертва, а во-вторых странники и бедняки получали пропитание; между тем Диоскор не сделал этого: он скупил эту пшеницу, а потом во время голода распродал ее по самым высоким ценам». Истец приводит и другой частный пример непотребств Диоскоровых. «Ради спасения своей души некая жена, по имени Перистерия, по завещанию отказала большое количество денег монастырям, также странноприимным домам и приютам для нищих. Диоскор же недовольный тем, что она ничего не оставила на его лицо, устроил так, что деньги предоставлены были музыкантам и другим театральным лицам»… Наконец истец жаловался, в чем лично против него, Исхириона, виноват Диоскор: «Диоскор запретил мне служение. На мои бедные имения он выслал монахов и некоторых других лиц; строения в этих имениях истреблены огнем, сады в них вырублены. Но не удовлетворившись этим, он посылает против меня толпу церковников или лучше сказать разбойников, чтобы убить меня, а потом заключил меня в смирительный дом, где содержатся одни опозоренные» (Деян. III, 375–381). После этих двух истцов входит с прошением на собор пресвитер Афанасий, родной племянник св. Кирилла Александрийского. Его жалобы на Диоскора многочисленны и особенно горьки. Афанасий доносил собору следующее: «пред своею смертью Кирилл сделал завещание, по которому много ценного отказал из собственного своего имущества[260] будущему после него епископу, под клятвою прося его покровительствовать его роду и не причинять ему ни в чем затруднений. Но Диоскор не только не покровительствовал нам, но и поступал с нами совсем напротив, измышлял всякие ковы против нас. В начале же своего епископства под угрозою смерти он изгнал меня и моего брата Павла из Александрии. И когда мы прибыли в Константинополь в надежде найти себе помощь, то по проискам Диоскора мы заключены были под стражу и подвергнуты были различным мучениям дотоле, пока не раздарили всего, что было у нас недвижимого. Когда же у нас недоставало средств, мы принуждены были войти в сделки с ростовщиками. В темнице здесь от мучений, жаловался Афанасий, умер брат мой. Я, наши тётки, жена и дети умершего брата, оставались в самом бедственном положении. Дома наши в Александрии Диоскор отнял у нас и устроил из, них церкви; лишил меня пресвитерства; ограбил деньги, принадлежащие моим теткам, сестрам св. Кирилла, и детям моего брата. И вот семь лет, говорил Афанасий, мы живем скитаясь с места на место» (Деян. III, 583 — 7). Последним истцом против Диоскора был мирянин Александрийский, Софроний. Он жаловался в своем прошении на то, что когда один из Александрийских начальников, Макарий, отнял у него, Софрония, жену, Диоскор не только не принимал к сердцу его беды, но даже, когда Софроний ходатайствовал в Константинополе об исследовании этого дела, ограбил его (Деян. III, 588–92). Подобно первому истцу и все остальные истцы объявляли, что они имеют свидетелей против Диоскора. Все эти прошения приняты были собором.
259
Еретик Евтихий Халкидонским собором почему-то оставлен был в стороне; известно только, что после этого собора Евтихий подвергся ссылке.