[81]. Когда отводили папу в заключение, римские духовные смело восклицали: «анафема тому, кто думает, что папа изменил, или намерен изменить вере; анафема тому, кто не пребудет в правой вере, даже если за это пришлось бы принять смерть». Каллиопа, чтобы утишить смятение, объявил, что на востоке держатся той же самой веры, какой и сами Римляне[82]. Многие из лиц духовных по любви к Мартину хотели со провождать его куда бы его ни повезли, — они самоотверженно возглашали: «с ним мы пойдем, с ним мы и умрем». Хитрый Каллиопа сначала обещал было, что позволено будет отправиться всем, кто хочет. И вот на другой день множество клириков, возымевших желание сопровождать Мартина, собралось к нему во дворец, чтобы выразить папе свое решительное намерение отправиться с ним, когда наступит для того время. Многие из них уже собрали свои пожитки на лодки, чтобы быть готовыми во всякое время перевезти их на корабль и двинуться в путь. Но подобному намерению клириков не суждено было совершиться; Каллиопа только обманывал их. Ночью на середу он тайком схватил папу и вывел его за город. Чтобы кто-нибудь не вздумал последовать за ними, он приказал запереть ворота Рима. Мартин посажен был на корабль, который он называет тюрьмою, потому что он лишился всяких жизненных удобств, особенно необходимых в его болезненном положении. С ним было лишь несколько служителей. Путешествие его в Константинополь было продолжительно и крайне тяжело. Целый год он должен был прожить на острове Наксосе. Здесь он был помещен в какой-то гостинице. Как особенную милость, позволили ему в продолжение целого года совершить два три раза омовение. Во всем он должен был терпеть недостаток. Хотя многие сострадальные римские клирики и приезжали к нему, привозя все, что нужно было для несчастного страдальца, но ничего из этого не доходило до Мартина. Стражи, которые по своему нраву уподоблялись зверям, брали приносимое себе, а приносителей со стыдом и бесчестием выгоняли вон, говоря: вы враги императора, когда выражаете любовь ко врагу императора[83]. В Константинополь привезен был папа в сентябре 654 года. Вступление в порт уже ознаменовано было печалями для папы; здесь он подвергся оскорблениям и насмешкам. К вечеру он переправлен был в городскую тюрьму. 93 дня остается в заключении Мартин, при самых тяжелых условиях. Стража была самая строгая; ей запрещено было даже сказывать, кого она стерегла. Лишения продолжались. Несмотря на то, что свойства его болезни требовали возможно частых омовений, первые 47 дней ему не давали не только теплой, но даже и холодной воды[84]. В 93 день своего заключения папа Мартин наконец потребован был в суд. Он был настолько слаб от болезни, что не мог двигаться, и его принесли в заседание на носилках; но суровые судьи потребовали, чтобы он снят был с носилок и давал показания стоя. Допрос открылся словами: «жалкий человек, какое зло тебе сделал император»? Папа молчал. Тогда ему сказали: «ты молчишь, но вот свидетели, которые изложат обвинения на тебя». И были приведены многие лица, который, вопреки собственной совести, обвиняли его в том, что он был союзником в заговоре экзарха Олимпия. Свидетелей хотели привести к присяге, но папа, не желая, чтобы свидетели приняли на свою душу грех клятвопреступничества, объявил: «к чему погублять души этих людей»? Мартин сам захотел изложить все обстоятельства дела, в котором его считали виновным, и начал свою речь так: «когда составлен был «образец» и послан от императора в Рим», — но едва папа выговорил эти слова, как судьи объявили: «ничего не говори о вере, мы сами христиане и православные». Тогда папа с мужеством объявил: «делайте со мною, что хотите, и чем скорее, тем лучше; знает Бог, что не можете более облагодетельствовать меня, как если отсечете мою голову мечем». О происходившем на суде было дано знать императору. Чиновник, ходившие к императору, прежде чем объявить его волю, позволил себе обратиться к Мартину с некоторыми насмешливыми словами: «смотри, Господь привел тебя и отдал в наши руки. Ты шел против императора, какую можешь ты иметь надежду? Ты оставил Господа, и Господь оставил тебя». Затем он объявил волю императора относительно Мартина; она состояла в том, что с Мартина должно совлечь первосвященническия одежды и предать его казни. Призвав префекта городского, он сказал: «возьми Мартина и рассеки его на части». Разоблачение папы произошло публично; с него сняли принадлежности первосвященнического достоинства, разодрали на нем даже нижнюю одежду, так что он оставался полуобнаженным. В таком виде он должен был проходить по улицам столицы, на шею ему надели железные кандалы, пред ним несли обнаженный меч[85]. Папа ввергнут был в тюрьму. Стояла суровая зима, и Мартин едва не умирал от холода. С ним был один юный клирик, который и услуживал ему. Во весь остальной день Мартин не промолвил ни слова. Поздно вечером префект города доставил ему некоторые съестные припасы и прибавил при этом: «мы надеемся на Бога, что ты не умрешь». Папе не суждено было умереть от меча. Когда все это происходило, патриарх Константинопольский Пирр лежал на смертном одре. Император Констанс посетил тяжко больного Пирра и передал ему, что Мартина определено казнить. Умирающий Пирр выпросил у императора, чтобы Мартина пощадили. Когда Мартин услыхал об этом, опечалился, потому что смерть для него была сладостнее тех страданий, какие переносил он. Во второй темнице папа пробил 85 дней. Наконец ему объявлено, что он будет сослан в ссылку. Произошло трогательное прощание папы с лицами, его окружавшими. Когда все плакали, папа один оставался мужественным и говорил им: «не плакать следует, а радоваться и благодарить Бога, что я удостоен страдать за святое имя Божие». Местом ссылки назначен был Херсонес в Крыму. Мартин отправлен был в Херсонес в марте, а в мае прибыл на место заточения. Среди варваров страны положение паны было совершенно безутешным и крайне бедственным[86]. У него не было даже хлеба и не было денег, чтобы купить его на кораблях, которые случайно сюда заходили. По словам Мартина, «хлеб здесь был больше известен только по имени». Он надеялся было, что верные из его паствы снабдят его всем необходимым в жизни, но надежды его были напрасны. Все жалобы свои на состояние, в каком он был в заточении, папа излил в двух письмах, которые он писал к своим друзьям в Константинополь. В особенности в них он высказывает скорбь о том, что Римляне ни в чем не выражают своего участия к нему, из боязни к императору. «Я удивлялся и удивляюсь, писал он, безучастию моих друзей и родственников; они совершенно забыли о моем несчастии; кажется, не хотят даже знать, существую еще я на свете или нет. Хотя церковь римская и не имеет денег, но она богата, по благости Божией, хлебом, вином и всем нужным для жизни, и однако же Римляне ничего из этого не присылали ему. «На людей напал страх, так что они чуждаются исполнения даже заповедей Божиих, страх, где не должно быть никакого страха». Этими словами папа указывает на рабскую боязнь Римлян пред императором. В заключение одного своего письма папа писал: «я надеюсь на милосердие Божие, что жизненный путь мой скоро достигнет цели, от Бога предназначенной»[87]. Надежды паны скоро исполнились. В сентябре 655 года папа скончался.