[174]. Приступлено было к избранию нового патриарха. Императрица остановила свое внимание на Тарасии, муже благочестивом, глубоко образованном, состоявшем в чине государственного секретаря[175]. Высокая честь! Ирина полагала, что Тарасий охотно примет на себя почетнейший сан, но не то встретила она на первых порах. Он решительно отказывался от патриаршества, несмотря на то, что общий голос сената и духовенства склонялся в его пользу. Когда императрица призвала к себе Тарасия для объявления своей воли и воли государства и церкви. Тарасий не хотел брать на себя предлагаемого сана, ссылаясь на то, что сан слишком высок, а он, как человек светский, мало приготовлен к нему. Зная Тарасия за человека благочестивого и сведущего в богословии, императрица не признала справедливыми доводы его и настоятельно требовала, чтобы он объяснил ей действительную причину, почему он отказывается от патриаршества. Тогда Тарасий прямо уже объявил, почему ему не хочется брать на себя бремя правления Константинопольскою церковью. Он сказал: «смотрю я и вижу: церковь Христова рассекается, разрывается, и мы (Константинопольская церковь) в одно время говорим так, в другое иначе (по вопросу об иконопочитании), а восточные единоверцы наши (остальные патриаршества восточные) не так, как мы; с ними согласны и христиане Запада, и мы отчуждены от всех и каждый день анафематствуемся всеми. Поэтому я требую, чтобы созван был Вселенский собор» для восстановления истины. Из этих слов Тарасия видно, что он хотел принять патриаршество, на единственном условии, если будет созван собор для восстановления иконопочитания. Выслушав лично объяснения Тарасия, императрица вывела его пред лицо сената и духовенства, собравшихся для избрания патриарха в Мангаврском дворце. Патриарх н пред лицом собора в сильной и выразительной речи объявил свое непреклонное желание, чтобы созван был собор Вселенский для утверждения иконопочитания, если только хотят, чтобы он, Тарасий, непременно принял на себя патриаршество. «Если защитники православия, императоры (т. е. императрица и её сын) повелят внять моей справедливой просьбе о созвании собора Вселенского, то уступлю и я, исполню их повеления и принимаю ваш выбор», говорил Тарасий. «Если же нет, то я нахожу невозможным сделать этого, чтобы не подпасть под анафему и не быть осужденным в день (пришествия) праведного Судии всех, когда не могут выручить меня ни императоры, ни священники, ни начальники, ни толпа народа. Ответьте братия на мою просьбу так, как лучше и как вам угодно». Все, за исключением немногих, признали требование Тарасия справедливым и изъявили согласие на созвание собора. Что же касается до тех немногих, которые не хотели собора, то эти указывали на то, что не следует быть собору, когда был уже собор Вселенский при Копрониме и когда церковь уже выразила свой взгляд по вопросу об иконопочитании. Подобным возражателям Тарасий сказал, что собор Копронимов созван был при условиях неблагоприятных для выражения истины, потому что иконы повсюду уже были низвержены в империи еще в царствование Льва Исаврянина, да разве какое постановление может связывать истину? (Д. VII, 76. 77. 57–59). Когда мысль о созвании собора была принята императрицею Ириною, Тарасий был посвящен в патриархи, в день Рождества Христова 784 года.
вернуться
Theophanes. Chronographia, ibidem, p. 913. 921. Деян. т. VII. стр. 75–76.
вернуться
Нужно тать, что в Византии светские люди были хорошо сведущи в богословии: человеком образованным здесь считался только таков человек, который вместе с другими науками изучил и богословие; поэтому не представлялось затруднения из лиц светских выбирать патриархов.