Первый из них касается стороны догматической: «о вере православной». Этот отрывок заключает в себе полный Символ Никейский с анафематизмами и объяснениями, из которых мы владели только одною частью. Наш текст должен пополнить второй фрагмент, изданный Цегою, а в том, что он имеет общего с текстом последнего, можно находить неоспоримое доказательство, как мало основательности — по крайней мере в отношении к этой части актов — в предположении Ленормана, который находил этот отрывок первоначально составленным на египетском языке[227], хотя и признавал его глубокую древность. Мы теперь наверное знаем, благодаря сравнению двух манускриптов, что мы имеем здесь дело с двумя переводами коптскими по всей вероятности с греческого языка, и это потому, что эти редакции будучи тождественными в сущности, разнятся одна от другой относительно формы и синонимических выражений, какие замечаются в них. Та часть текста, которая впервые открыта, заслуживает полного внимания. Здесь мы находим в символе термин: πιστεύομεν вместо: πιστεύω, и как у Геласия и в большей части древних списков, после члена о Духе св., находится упоминание о церкви кафолической и апостольской, во имя которой и произносятся анафематизмы. Сверх того, здесь уже наперед осуждается и опровергается учение Евтихия, который позднее заимствовал свою ересь от Аполлинария.
Кроме тома о вере, выразимся на манер коптский, мы нашли еще в Турине другой, также приписываемый коптами Никейскому собору и озаглавленный: гномы (сентеции) св. собора. Это ничто иное как трактат, касающийся морали и поведения христиан. Zoega имел под руками только заглавие и первую страницу, и однако же уже Ленорман и другие критики удивлены были красноречием и возвышенностью этого отрывка. Наш манускрипт гораздо более обширен, и мы уверены, что многочисленные листы, какие мы публикуем и которые составляют продолжение отрывков, изданных Цегою, должны еще более утвердить ученый мир в благосклонном мнении, какое составлено им об авторах отрывков на основании даже первых образчиков. В нашем манускрипте есть страницы достойные Иова и св. Павла. — Но кто автор этого произведения? Доселе существует только два мнения н оба они представляются единственно возможными. Именно: сами копты думают, что эти гномы составлены самим первым Вселенским собором, другие, как например Ленорман, считают их написанными немного спустя после этого собора для большого понимания учения и духа собора Никейского. Для первого мнения можно находить свидетельства у Геласия и у отцев. Геласий в истории собора Никейского говорит, что он имел в юности под руками полный экземпляр актов этого собора и что акты эти составляли книгу обширную; он долгое время изучал ее, но должен был отказаться от намерения выучить ее наизусть и не мог даже списать ее, но причине её громадности; он ограничился тем, что сделал из неё извлечения; когда же он достиг зрелого возраста, не смотря на все свои разыскания, он мог добыть из неё лишь фрагменты. В самом деле (говорит наш автор уже от себя) дело Никейского собора, должно быть, было громадным, потому что этот собор продолжался гораздо долее чем соборы Ефесский (III Вселенский) и Халкидонский (IV Вселенский) и однако же официальные акты этих соборов наполняют целые фолианты. Легко можно понять, каким образом акты Никейского собора, при их обширности, могли и должны были затеряться (!), когда Ариане старались уничтожить все, что им напоминало об осуждении их учения. Кроме протоколов заседаний, акты Никейского собора по Геласию, состояли из трех частей: догматической, которая заключала в себе символ, анафематизми и пр.; дисциплинарной, т. е. касающейся церковного благочиния, которая резюмировалась в канонах или правилах, из лих только 20 дошли в своей первоначальной подлинной форме; и нравственной, которая состояла из правил жизни христианской. Эти две последние части составлены по неотступной просьбе Константина, после того как кончились рассуждения о вере. Фрагменты, открытые Цегою и фрагменты Туринские равно дают ясное понятие о таком трехчастном содержании актов собора Никейского. Папирусы Туринские заключают в себе такие титла: догма, мораль. Что касается до дисциплинарной части, то, хотя в нашем манускрипте и нет заглавий и указаний на нее, однако же важно то, что Zoega в своем манускрипте читал и издал первые правила собора Никейского, вполне согласные с текстом греческим и древним латинским переводом их. Какое было первоначально число этих правил? На этот вопрос никто не в состоянии дать прямого ответа. Древность в этом отношении была не согласна сама с собой. Одни, как например шестой собор Карфагенский, говорят нам о 20 правилах; другие, например Руфин, о 22 правилах, еще другие — о 70 правилах; так св. Афанасий в письме к Марку (?) говорит, что Ариане сожгли 70 глав Никейского собора. А иные говорят об еще большем числе правил этого собора. С другой стороны, в том, что дошло до нас от собора, нет указаний на повествуемое об этом соборе у Евсевия, Сократа, Созомена и других. Отсюда видно, как неопределённы и общи сведения, какие мы имеем о соборе Никейском. Вот причина, почему различные издатели соборов, помещая в своих изданиях правила Никейского собора в латинском тексте, сохранившиеся равно и в греческом и коптском тексте, и подлинность которых несомненна, считают себя обязанными в то же время присоединять сюда целую кучу всяческих правил, которыми снабжают их словоохотливый араб с свойственною ему болтливостью. — Во всяком случае документы коптские, какими мы владеем, гораздо высшего достоинства во всех отношениях. Ленорман уже признал, на основании тех отрывков, какие были в его распоряжении, что в этом манускрипте нельзя видеть чего-либо в роде народного сборника, но что это труд современный самому собору, совершённый компетентною властью иерархическою. Но таким автором не был ли сам собор Никейский? В этом Ленорман сомневается и приписывает редакцию наших актов св. Афанасию или кому-либо из других отцев церкви. Сам я — говорит о себе автор — в настоящее время не считаю возможным произнести по вопросу — своего решительного мнения.