Опасным врагом изображает Мольер и Дон Жуана. Он не похож на Сганареля и Арнольфа, цепляющихся за старые формы жизни. Это человек, который ни во что не верит. Дон Жуан заявляет, что самым модным пороком общества является лицемерие — им заражены все. Его точка зрения совпадает с альцестовской. Но близость Дон Жуана Альцесту этим и ограничивается. Альцест стремится порвать с общественной системой, основанной на лицемерии. Дон Жуан хочет слиться с обществом, его окружающим. Именно поэтому он не только не протестует против лицемерия, но сам, как все, становится лицемером. Дон Жуан признается, что его религиозное обращение не что иное, как «хитрость». Оно вызвано необходимостью получить «убежище», т. е. покровительство церкви.
Представление о Дон Жуане как о чисто негативном персонаже несколько нарушается его вольнодумством, а также его поведением в отношении Дон Карлоса, которого он спасает от смерти. Но свободомыслие, щедрость, смелость Дон Жуана не имеют решающего значения. Мольер понимает связь бесстрашия Дон Жуана с предрассудками сословной чести. Что касается его безбожия, то оно носит отпечаток дворянского своеволия. Сущность безбожия Дон Жуана обнаруживается особенно четко с того момента, когда выясняется, что он способен заключить союз с силами, враждебными вольнодумству.
Дон Жуан пренебрежительно относится к людям: он даже не вслушивается в речи окружающих. Когда с ним беседует Дон Луис, он обращает внимание лишь на то, что тот говорит стоя, и предлагает ему сесть, как бы отвлекая его от сути разговора. Дон Жуана раздражают счастье и согласие, устанавливающиеся между людьми. Он всегда готов взорвать это счастье. Так он поступает, в частности, с Пьерро и Шарлоттой. Безоговорочно враждебным Мольеру делает Дон Жуана то, что последний в конце концов твердо идет на сближение со старыми порядками, надевая личину святоши, оказывается одним из столпов того самого общества, против которого бунтует Альцест. Мольер, впрочем, уже с самого начала пьесы изображает Дон Жуана как чужого. Дон Жуан раскрывается в пьесе извне. Мы смотрим на него то глазами Сганареля, то Эльвиры, то Пьерро. Большую роль играет также и то, что Дон Жуан говорит в общем мало, предпочитая отмалчиваться в беседах с Эльвирой, с Дон Луисом. Исключение составляет лишь речь Дон Жуана, обращенная в V акте к Сганарелю, речь, обнажающая «глубинную часть» его души.
Своеобразие художественной системы Мольера нельзя полностью раскрыть, оставаясь в сфере творческого метода классицизма. Классицистическая художественная манера тесно переплетается у драматурга с элементами реализма. Реалистические тенденции угадываются уже в характере обрисовки интеллектуального героя. Этот герой обращен к внешнему миру. Достоинство человеческого ума для Мольера состоит не только в том, что ум — это основа человеческой воли. Мысль представляется Мольеру ценной лишь в том случае, если ее направленность соответствует поступательному движению самой жизни. В «Школе жен» противостоят точки зрения Кризальда и Арнольфа. Арнольф оказывается побежденным потому, что в угоду своим архаическим представлениям о мире искажает объективную истину. Он не допускает, что зависимые от него люди могут иметь собственное мнение, и считает их своего рода неодушевленными вещами. Он пытается подчинить себе чужие души, игнорируя их естественное право на суверенитет. Арнольф полагает, что внутренний мир Агнесы характеризуется только душевной простотой и недооценивает силу любви, которая преобразует все существо девушки. Основу содержания «Школы жен» составляют не только споры — разногласия Арнольфа и Кризальда. Арнольф сталкивается в пьесе и с людьми недалекими. Его соперник Орас — «сумасброд», которого несложно обмануть, себе в жены Арнольф предназначает простушку Агнесу. И все же он терпит поражение от этих людей в силу самой природы вещей. Все его мировоззрение основано на традициях, полученных в наследство от предшествующих поколений, и он оказывается неспособным подчинить себе окружающую действительность.
Культ абстрактной идеи, оторванной от реальных обстоятельств, осмеян Мольером и в «Амфитрионе» (1668). Всей своей комедией драматург утверждает, что данные сознания не всегда могут представлять конечную инстанцию истины. Данные сознания убеждают Созия, что он существует. Приступая к изображению Созия, Мольер как бы следует Декарту с его знаменитым Cogito, ergo sum. Но рационализм Декарта не принимает во внимание существенных противоречий реальной действительности. Если следовать отвлеченно рационалистическим принципам, то придется не считаться с тем, что Созий — раб, лицо подневольное. Созий живет в таком обществе, которому присуще неравенство, иерархия. В этом обществе рядом с Созием находится Меркурий, существо, обладающее таким могуществом, которого нет у Созия. И Меркурий убеждает Созия в том, что тот не существует, что Созием является он, Меркурий. Своей цели Меркурий достигает не при помощи логических аргументов, а посредством грубой физической силы. Несколько позже в той же комедии Амфитрион поддается внушению Юпитера, который требует уступить ему место мужа возле Алкмены. Конечно, Мольер на стороне Созия и Амфитриона, он понимает несправедливость притязаний Юпитера и Меркурия.
Преодоление ограниченных форм рационалистического отношения к жизни придает дополнительные смысловые акценты и «Мизантропу». Филинт более всего раздражает Альцеста тем, что критика общественного строя носит у него умозрительный характер. Осуждение Мольера вызывает и сам Альцест, поскольку тот мечтает переделать мир, основываясь только на силе своей мысли. Альцест смешон тем, что, мечтая «изменить» мир, обращается к людям, которые вовсе не желают переделывать себя и вполне удовлетворены своим существованием.
Реалистические тенденции в творчестве Мольера тесно связаны с отрицательным отношением драматурга к индивидуалистическим традициям, восходящим к эпохе Ренессанса. Совершенно новый смысл в этой связи приобретает для Мольера самое содержание комического. Объектом насмешки у Мольера оказывается замкнутость человека, его погруженность в себя. Стремясь преодолеть разобщенность людей, драматург изображает совместные действия людей, устремленных к одной цели. Примером может служить «Тартюф». Персонажи пьесы, существующие каждый сам по себе, как бы заражаются одним порывом, образуют против Тартюфа единый, наступательный фронт; фронт этот разрастается по мере развития действия пьесы, захватывая в свою орбиту почти всех действующих лиц пьесы.
Для Мольера характерен перенос внимания с внутреннего мира личности на обстоятельства, определяющие ее судьбу. Мольер близок к другим представителям классицизма в том, что он ищет причины поведения человека в нем самом, устанавливает психологические константы. Но эти константы, свойственные человеку вообще, драматург не отделяет от сословно-социальных категорий. В полном соответствии с поэтикой классицизма характер персонажа изображается у Мольера как внутреннее, психологическое единство. Однако это единство получает дополнительное качество: сословно-классовая принадлежность определяет социальное содержание характера.
Показателен Дон Жуан, которому присущи психологические черты целой социальной группы. Мольера интересует в Дон Жуане склад его мысли. Дон Жуан рассматривает свои связи с другими людьми с точки зрения человека, привыкшего к воинским подвигам. Он судит обо всем, как пристало «завоевателю». Главное для него — «сразиться» с женщиной, «восторжествовать» над ее «сопротивлением», «покорить» ее. Психология Дон Жуана определяется не только его личной судьбой, но и особенностями положения, занимаемого в обществе его сословием. Дон Жуан — нигилист и циник, потому что его сословие привыкло к своеволию, аристократическому высокомерию. Он святоша, потому что его сословие связано с церковью, освящающей феодальные устои. Рассказывая о жизненном пути Дон Жуана, о его любовных увлечениях, о его вольнодумстве и возвращении в лоно церкви, Мольер постоянно имеет в виду судьбу дворянства вообще. Гарпагон не просто человек, которого отличает скупость, не отвлеченный тип скупца, кем бы он ни был — дворянином, буржуа, священником. Скупость — это не психико-биологическая, а социальная особенность, свойственная главным образом буржуа. Не менее показателен у Мольера и Тартюф. Это не человек вообще, со склонностями к плутовству или разврату. А именно лицо духовного звания или, во всяком случае, близкое к духовенству, в первой редакции пьесы, видимо, непосредственно священник. Тартюф не случайно рассуждает обо всем далеком от религиозных дел, взывая к интересам неба.