Вольтеровский персонаж, конечно, злодей, он обрисован лишь отрицательными красками (писатель сообщал одному из друзей: «Я изображаю Магомета фанатика, насильника, обманщика, позор человеческого рода...»). Но он личность незаурядная, личность сильная, прекрасно разбирающаяся в настроениях масс и умеющая их направлять. Он презирает массы, противопоставляет им свою мнимую боговдохновенность и, естественно, стремится к насаждению собственного культа.
Его окружение столь же преступно и беспринципно, как и сам Магомет; Омар и другие, как это свойственно сатрапам, еще более жестоки, чем их глава. Их преданность — это своеобразная круговая порука, кроме того, они прекрасно знают, что в случае измены Магомет безжалостно и жестоко рассчитается с ними.
Если в «Альзире» зло не казалось Вольтеру неодолимым, и справедливость в какой-то мере торжествовала, то здесь, в «Магомете», финал безысходен. Положительные герои, Сеид и Пальмира, гибнут, ибо они на какое-то время дали себя увлечь религиозному фанатизму. По-своему характер Сеида прямолинеен и прост; его резкий поворот, заставивший перейти от слепого повиновения Магомету к бунту против него, не сопровождается глубокими внутренними переживаниями. Пальмира — образ более лирический, хрупкий. С ней связана тема попранной неоправданной жестокостью и преступлением любви, тема горького и слишком позднего прозрения и бессилия исправить совершенное зло.
«Магомет» стал вершиной вольтеровского просветительского классицизма. В пьесе нельзя не заметить сосредоточенности действия вокруг основной темы (линия кровосмесительной любви Пальмиры и Сеида лишь подчеркивает отрицательные черты деспотизма). При этом пьеса очень динамична, для нее типичны стремительные диалоги, быстрая смена напряженных сцен. Занимала Вольтера и проблема зрелищности и живописности. Вводит он и прием изображения двух параллельных сцен, когда в глубине сценической площадки действует одна группа персонажей, а на просцениуме — другая. Разные эпизоды трагедии окрашены разной тональностью; отметим в этой связи трагически сентиментальную сцену, в которой смертельно раненный Зопир узнает в своих убийцах родных детей.
С постановкой «Магомета» (которая смогла быть осуществлена лишь благодаря заступничеству «либерального» папы Бенедикта XIV) утвердился на сцене жанр философской трагедии, который получил свое дальнейшее развитие в поздних пьесах писателя, созданных уже на новом этапе его творческой эволюции, принадлежащем новому периоду в развитии французского Просвещения в целом.
ЛИТЕРАТУРНОЕ ДВИЖЕНИЕ ВО ФРАНЦИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII в.(Тураев С.В.)
50-е годы переломные в истории французской литературы. Этот перелом проявляется в разных планах.
В самом французском обществе все явственнее сказываются черты кризиса старого порядка: история отсчитывает его последние десятилетия; общественная и философская мысль обретает смелость и масштабность, которой она ранее не знала.
Вольтер в 1758 г. поселяется в имении Ферне, на границе Франции и Щвейцарии, и впервые в истории Франции и Швейцарии, и впервые в истории французской да и мировой культуры резиденция писателя становится центром притяжения и местом паломничества для мыслящих людей всей Европы (как затем будет с Веймаром Гете).
В парижских салонах Гольбаха и Д’Аламбера собираются выдающиеся философы, ученые, литераторы, ведутся споры по вопросам политики, религии, морали, искусства. Здесь высказываются такие суждения, которые по условиям цензуры невозожно опубликовать. Ходят по рукам книги, которые нельзя издать. И даже те, кто пугается слова «революция», сами готовят ее, ибо шаг за шагом подрывают идеологические основы «старого режима». Церковь и королевский двор объединяются в тщетных попытках удержать свои позиции. Но ни проклятия с церковных кафедр, ни высочайшие указы о запрещении и сожжении книг, ни прямые акты политического террора уже не в состоянии задержать стремительного движения страны навстречу революции. Не могли предотвратить кризис системы и попытки реформ, которые предпринимаются отдельными видными деятелями администрации (Ж. Неккер, А. Р. Ж. Тюрго). Более того, эти реформы могли быть только буржуазными по своей сути, т. е. объективно готовили революцию. К. Маркс назвал Тюрго «радикальным буржуазным министром» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 26, ч. 1, с. 38).
Важнейшим феноменом в идеологическом развитии Франции в эти десятилетия является утверждение материализма.
На протяжении ряда лет выходят главные сочинения французских материалистов: «Человек-машина» (1746) Ла Меттри, «Опыт о происхождении человеческих знаний» (1746) Кондильяка, «Письмо о слепых в назидание зрячим» (1749) и «Мысли об объяснении природы» (1753) Дидро, «Об уме» (1758) Гельвеция, «Разоблаченное христианство» (1761) и «Система природы» (1770) Гольбаха. Широко представлены материалистические взгляды в «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера, первый том которой появился в 1751 г. Мыслители середины века преодолевают непоследовательность деистического объяснения первопричины мира, и наиболее смелые среди них переходят на позиции атеизма.
«Партия философов» — как назвал Г. В. Плеханов когорту французских материалистов — была борющейся партией. Материализм был действенным оружием в борьбе. Но не только материализм. Так, суждения французских просветителей об общественном развитии, о природе морали, о воспитании были в основе своей идеалистическими, но объективно служили целям изменения действительности.
Особенно существенно в этом плане учение о природе, о естественном праве, о «естественном человеке». Кроме понятия природы в естественнонаучном смысле, природы, материалистически объясняемой на основе объективных законов ее развития, просветителями подробно развертывалось другое понятие природы — как совокупности естественных, а потому справедливых норм человеческого поведения.
По словам Плеханова, в своей борьбе против феодальной системы «партия философов» «испытывала потребность оперется на авторитет менее спорный, чем постоянно изменяющиеся интересы людей. Такой авторитет они видели в природе». Эта концепция «естественной природы», отнюдь не одинаковая у разных теоретиков XVIII в., приобрела особое значение в последние десятилетия перед революцией. Отпечаток этих теорий лежит на художественном творчестве почти всех писателей второй половины века.
Г. В. Плеханов отмечал серьезное противоречие в просветительской концепции «естественной природы». Французские просветители во многом опирались на Джона Локка, и прежде всего ссылались на опровержение им всяких врожденных идей. Отказ от признания врожденных идей, по их мнению, выбивал оружие из рук приверженцев старого порядка. Никакие отжившие институты не могли более обосновать своего права на вечное существование. Природа их не выдумала, их идея не была врожденной. И все же, оказывается, самой природой предустановлены такие универсальные принципы, которые, будучи открыты разумом, помогают ответить на вопрос, что есть добро, справедливость, каким должно быть общественное устройство. Таким образом, философы приходили опять же к неким врожденным идеям, только с другой функцией.
Эта противоречивая концепция дает о себе знать в философии, искусстве и литературе разных направлений эпохи. Идея «природы» лежит в основе аргументации Морелли в его утопической программе коммунизма, изложенной в книге «Кодекс природы» (1755). Весьма значима концепция «естественной природы» для Руссо и всего многообразия явлений, связанных с сентиментализмом. Естественное состояние Руссо противопоставляет современной цивилизации. Он сурово осудил испорченные нравы своего времени и призывал искать добродетель там, где она, по его словам, заложена природой — в глубине души человека.