Известный эпизод похищения Кришной райских цветов из сада бога Индры привлечен Басантой для того, чтобы рассказать, как заботится Кришна о простых людях, среди которых он живет. Решив наказать юного бога за озорство, Индра наслал на селение Гокулу громовую тучу и страшный ливень. Но Кришна поднял гору над водой и спас людей. Могущественный Индра оказался посрамленным, и он просит Кришну о покровительстве. Индра терпит поражение,
как явно следует из подтекста, не потому, что не способен на те же чудеса, что и Кришна, а потому, что, совершая их, он проявляет полное безразличие к людям. Оказывается посрамленным Кришной и главный бог Брахма. Но автор хотел поведать не только о человечности и доброте Кришны. Он надеялся, что, «услышав этот рассказ, все познают, что такое добро» и поймут, как им надо вести себя в жизни.
В XIX в. усиливается интерес к доступным непальцам памятникам древнеиндийской и мусульманской художественной культуры. В этот период на непали с санскрита переводятся «Приключения десяти принцев», «Сказки попугая», «25 рассказов веталы», с урду — произведения общемусульманской поэтической традиции: «Роза Бакавали», «Хатим Таи», фрагменты из «Тысячи и одной ночи», в частности «Лампа Аладина». Весьма знаменательно, что в этот период переводится в основном проза. Более того, начинают появляться прозаические переложения известных мифологических сюжетов, бытовавших ранее в Непале в стихотворной форме. Так, появляется «Рассказ о Матсьендранатхе» («Матсьендранатх катха») Патанджали. Правда, это была очень своеобразная рифмованная проза, тем не менее она свидетельствовала, что началась разработка норм и прозаического литературного непали.
Любопытно, что это произведение также отразило общую тенденцию подчеркнуть причастность той или иной мифологической личности к земным делам: не случайно Патанджали вновь воскрешает учителей-натхов, имена которых ассоциировались у непальцев с идеей равенства людей перед богом, что нередко понималось как равенство всех живущих на земле. Основным сюжетным стержнем «Рассказа о Матсьендранатхе» становится известная по непальской «Сваямбхупуране» история о том, как змеи-наги покинули Непал и тем обрекли страну на засуху. Матсьендранатх, полный сострадания к людям, делает все, чтобы вернуть змей и спасти от голода жителей непальской долины. Закономерны поэтому и заключительные строки этого произведения: «Некоторые называют Матсьендранатха Буддой, // Знатоки-шиваиты называют его солнцем, // Но он — учитель, он пришел в мир, чтобы заботиться о народе. // И поэтому эти два понятия в нем объединились».
В XIX в. наряду со светской поэзией интенсивно развивается поэзия религиозная, которую как и в предшествующие столетия, представляют поэты-санты, объединенные в религиозную секту джосмани. Наиболее талантливым среди них был Гьяндилдас (1821—1883). Он известен как автор многочисленных молитвенных песнопений («Бхаджан») и стихотворной проповеди «Удайлахари». В этих произведениях отразились не только идеи религиозного реформаторства, в частности отрицание кастовой дискриминации, идолопоклонства, жертвоприношений и других религиозных обрядов, но и социальная позиция Гьяндилдаса, открыто выступавшего в защиту неимущих и обездоленных. Поэтому-то в его священных песнях наряду с текстами, прославляющими учение джосмани в духе традиции сантов, встречаются и такие, например, конкретно-земные, ясно социально обозначенные двустишия: «Торжествует закон имущих, страдает народ, // Зачем же быть справедливым судье-взяточнику?» или: «Трудится от зари до зари крестьянин, // Но в награду ни еды, ни одежды, только преждевременная смерть».
Очень характерно, что Гьяндилдас, которого нередко называют «народным вождем Восточного Непала» пересматривает многие традиции своих предшественников, поэтов-сантов. Он отказывается, в частности, от эзотерического садхукари (языка святых), лексика которого представляла своеобразную смесь слов из авадхи, браджа и старого непальского языка, и создает все свои произведения только на понятном широкому кругу слушателей современном ему непали. Кроме того, свои песнопения он сочиняет, используя мелодику самых распространенных народных песен джхьяуре и тунгна. В соответствии с основной задачей — прямой проповеди своих идей — Гьяндилдас предпочитал облекать их в предельно доступную форму. Тем не менее и в бхаджанах, и в «Удайлахари» встречаются строки, насыщенные сложной ассоциативной образностью. Так, наряду с самыми ясными, уложенными в привычный ритм джхьяуре строками, которые были адресованы простому люду: «Не быть без терпения йогу, // Не быть без воды рыбе, // Не быть без перьев птице, // Так же не быть, пусть поймут это люди, избавлению без учителя...» — мы встречаем то же прославление света учения джосмани в следующем, значительно более усложненном двустишии: «Защищаясь щитом религии, натягивая тетиву слов, // Стрелой искусства поднимаю уровень познания».
Причем в подобных строках значительно увеличивается и количество санскритизмов. Таким образом, надо полагать, что Гьяндилдас был достаточно хорошо знаком с классической поэзией и отступал от традиции сознательно, стараясь донести свои мысли до всех слушателей.
Творчество этого талантливого поэта явилось важной вехой в развитии непальской литературы, т. к. впервые продемонстрировало ярко выраженное социальное мировосприятие автора. Кроме того, и это очень существенно, Гьяндилдасу принадлежит немалая заслуга в выработке норм поэтического языка, в качестве которого он решительно избрал, вопреки всем традициям, родной непали.
*Глава четвертая*
ЛИТЕРАТУРА ИНДОНЕЗИЙСКОГО АРХИПЕЛАГА И МАЛАККИ
Великая французская революция и наполеоновские войны не прошли бесследно для Нусантары, где на свой лад отразилось англо-французское соперничество тех времен. С 1808 по 1811 гг. Ява стала ареной бурной деятельности нового генерал-губернатора Нидерландской Ост-Индии, «железного маршала» Германа Виллема Дандельса, действовавшего здесь так же круто, как действовал в Европе его патрон — Наполеон I. За пять лет английского междуцарствия лейтенант-губернатор английской Ост-Индской Компании на Яве Стэмфорд Рэффлз вторгся со своими войсками в столицу султана Джокьякарты, покончил с суверенитетом султанатов Бантам и Черибон, а также решительно пресек попытки султанов Палембанга занять независимую позицию. Когда в немалой степени обескровленная Голландия утвердилась, наконец, в своих владениях и принялась наводить там свой порядок, на Центральной Яве вспыхнуло восстание принца Дипонегоро — последняя попытка наиболее решительных представителей яванской аристократии сбросить иностранное иго. Ценою немалых усилий в результате пятилетней Яванской войны голландцам удается, однако, взять верх над повстанцами и укрепить свои позиции, превратив большую часть яванских крестьян в своих оброчников. Более того — за голландскими солдатами остается решающее слово в затяжной гражданской войне (1803—1845) на Западной Суматре, а в 1846, 1849 гг. голландцы посылают военные экспедиции на остров Бали, стремясь распространить свою фактическую власть и на эти территории. Осторожнее действуют в это время англичане, все-таки постоянно вмешивающиеся в дела Малайских султанатов и закрепившие за собой ряд опорных пунктов вдоль Малаккского пролива, объединяющихся в 1826 г. в президентство Стрейтс Сетлментс — краеугольный камень будущей Британской Малайи.
В эту неспокойную эпоху в Нусантаре сохраняются, однако, относительно мирные уголки, где продолжается освященная традициями литературная деятельность, такова, например, Суракарта — небольшое центральнояванское государство. Уже со второй половины XVIII в. литераторы Суракарты, игнорируя унизительное настоящее, обращают взоры в полузабытое прошлое: создают новояванские переложения классических поэм на кави, пытаются донести до своих современников мудрость средневековых мистико-философских трактатов, стараются привить яванскому дворянству мудрость, стойкость, бесстрашие, достойные известных им по популярным театральным представлениям и по литературе героев древности — Рамы, Арджуны, Гатоткочо... Замкнувшаяся в собственных традициях, стремящаяся остаться неизменной и неизбежно меняющаяся, литература эта именуется нередко литературой «яванского ренессанса».
Индонезийский литературовед Пурбочероко выделил в «яванском ренессансе» два периода: период возрождения классики и период создания новых произведений. Ко второму периоду следует отнести Йосодипуро Младшего (ум. в 1842 г.), который занимался реставрацией обветшалых в языковом отношении литературных памятников. Сменив своего отца в должности придворного поэта (пуджангго далем), Йосодипуро Младший, по всей вероятности, выступил в роли соавтора (или скорее редактора) отцовской переработки «Бхаратаюдхи» («Бротоюдо»), а в 1818 г. и сам предпринимает переделку поэмы средневекового яванского поэта мпу Тантулара «Арджуна-виджайя», назвав свое произведение «Китаб Арджуно-сасро». Несколько позже появляется почти одноименная «Китаб Арджуно-сасро бау» кьяи Синду Састро, восходящая к яванской театральной традиции, так и все более многочисленные в XIX в. «театральные повести» и пьесы, представляющие собой литературные варианты тех, которые разыгрывались в яванском театре. Яванский кукольный театр, приобретающий в XIX в. известную нам форму, в свою очередь, охотно инсценирует новояванские переработки старых поэм на кави и популяризирует культуру «яванского ренессанса» далеко за пределами Суракарты. Использующие отдельные мотивы «Махабхараты» и «Рамаяны», театр и эпическая поэзия «яванского ренессанса» способствуют канонизации тех мифологических представлений, с которыми мы сталкиваемся на Яве.