XVII век отмечен обострением интереса писателей к внутреннему миру героя, углублением мастерства психологического анализа; это прослеживается во многих литературах, хотя и в стадиально различных формах. Литературы Западной Европы развивают тенденции, наметившиеся еще в эпоху Ренессанса, с характерной для последней гуманистической направленностью. Новое проявляется прежде всего в выдвижении на первый план общественной обусловленности человеческой личности и ее поведения. Важнейшую роль и в литературе классицизма, и в литературе барокко играет изображение силы человеческого духа, способности человека преодолевать самого себя, находя во внутреннем мире оплот, позволяющий сохранять стойкость, верность идеалам в самых страшных жизненных испытаниях, не давать себя сломить насилию и физическим страданиям.
Активизация личностного начала в русской литературе связана с постепенным преодолением традиционного средневекового мировоззрения. Самый яркий пример тому — личность Аввакума и исключительное по силе отображение пережитой им душевной драмы в его собственном жизнеописании.
На Дальнем Востоке в известной мере аналогичные тенденции связаны с усиливающейся реакцией на неоконфуцианство, которое всячески подавляло индивидуальное начало. Для китайской, корейской, японской литературы этого времени показателен интерес прозаиков и драматургов к изображению эмоционального мира человека, могущества его страстей и силы чувственных влечений (роман Ли Ли — вэна «Подстилка из плоти», новеллы и повести Ихара Сайкаку, особенно его «Женщина, несравненная в любовной страсти», роман корейского писателя Ким Манджуна «Облачный сон девяти», драмы Тан Сянь — цзу, Кун Шан — жэня, Тикамацу). Здесь обнаруживается определенное типологическое сходство с западноевропейской новеллистикой эпохи Ренессанса. Изображение свободы нравов сочеталось, однако, с типичным для буддизма утверждением суетности, бренности бытия, никчемности поисков земных радостей в дидактических концовках произведений.
В XVII в. создаются значительные эстетические ценности и в области поэзии. Стимулом для написания таких выдающихся произведений, как «Потерянный рай» Мильтона, как упоминавшиеся уже эпические поэмы Гундулича, Зрини и Потоцкого, как лирика Грифиуса или китайского мыслителя и поэта Гу Янь-у, были мощные общественные потрясения эпохи. Знаменательные изменения претерпевает и сам жанр героической поэмы. Так, Мильтон, например, синтезирует в своей поэме элементы эпоса, драмы и лирики.
Проникновенное отображение душевных конфликтов, вызванных кризисом ренессансных идеалов, их столкновением с враждебной действительностью, мы находим в лирике Донна, Гонгоры, Флеминга и Теофиля де Вио. Трагические события и общественные бедствия, связанные с Тридцатилетней войной, порождают волну мистических настроений, отразившихся в немецкой поэзии середины века. Мистические мотивы (но в данном случае это выражение традиционных форм художественного сознания) пронизывают индийскую лирику бхакти или суфийскую поэзию на Яве. Буддийско — даосское отношение к природе, преисполненное созерцательности, находит свое тонкое поэтическое воплощение в корейской, вьетнамской, китайской лирике. Особой выразительности достигает дальневосточная поэзия XVII в. в трехстишиях великого японского лирика Басё.
Литературная карта мира в XVII в. очень пестра: она включает регионы вроде Западной и Центральной Европы или Дальнего Востока, значительно ушедшие вперед в своем эстетическом развитии; регионы, в которых привнесенные европейцами литературные традиции лишь начинают вступать во взаимодействие с местным народным искусством, как, скажем, в Латинской Америке; регионы, где осуществляется сложный переход от средневековых к новым формам художественного сознания, например, у восточных славян; страны Ближнего и Среднего Востока, уже пережившие пору блестящего расцвета культуры и находящиеся в XVII в. в состоянии определенного упадка; и наконец, районы Центральной Азии, например Тибет, где литературы носят еще целиком средневековый характер.