Причины этой возрастающей противоречивости многообразны. Здесь необходимо вспомнить об активизации реакционного лагеря в XVII в., приводящей зачастую к жестоким поражениям передовых кругов. На духовную жизнь эпохи не могло не повлиять и то обстоятельство, что буржуазия в XVII в. в большинстве западноевропейских стран занимала значительно более двойственное и неопределенное положение, нежели в XVI в., с одной стороны, и в XVIII — с другой. За исключением Англии и Голландии, западноевропейская буржуазия еще не была способна возглавить антифеодальный лагерь и выступить от имени всего третьего сословия. Она должна была чаще всего ограничиваться защитой своих специфических интересов. Поэтому в XVII в. на Западе мы по преимуществу имеем дело не столько с двумя резко обозначившимися враждебными лагерями, сколько с взаимодействием и единоборством трех общественных сил (дворянство, буржуазия, народные массы).
Следует отметить еще несколько примечательных моментов в литературной жизни XVII столетия. В эту эпоху литература делает существенный шаг вперед в смысле непосредственного вторжения в гущу общественной борьбы. Об этом особенно наглядно свидетельствуют периоды таких значительных социально — политических потрясений, как Английская революция и Фронда. Бурные события Английской революции вызывают к жизни небывалый расцвет публицистики. Все политические течения, участвующие в ожесточенных политических схватках за власть, начиная от роялистов и кончая диггерами, выдвигают выдающихся мастеров публицистики. Публицистическое начало оплодотворяет и творческую деятельность крупнейших представителей художественной литературы как таковой. Яркий пример тому — публицистические произведения, созданные Мильтоном в 40–50‑е годы, и та важнейшая роль, которую они сыграли в творческой эволюции поэта. Что же касается Франции, то здесь публицистическая стихия нашла весьма своеобразное выражение в язвительных, острых памфлетах — «мазаринадах», как прозаических, так и стихотворных, и в определенных аспектах бурлескной поэзии, особенного расцвета достигшей в годы Фронды, в 40‑е и в начале 50‑х годов.
XVII век в Западной Европе — это важный этап в процессе зарождения и становления общественного мнения. Одним из характерных проявлений этого процесса было возникновение периодической печати (во Франции знаменательная дата в этом отношении — 1631 год, когда выходит в свет «Ла Газетт де Франс» Т. Ренодо). Публицистическая стихия обнаруживает себя и в таком жанре, получающем относительно широкое распространение в литературе XVII столетия, как утопия (произведения, созданные Кампанеллой, Сирано де Бержераком, Дени де Верасом, Уинстенли и др.).
Серьезные сдвиги по сравнению с эпохой Возрождения происходят в системе жанров, культивируемых западноевропейской литературой. XVII столетие — время блестящего расцвета драматургии. Начало этого процесса восходит к Позднему Возрождению, к творчеству Шекспира, Сервантеса и Лопе де Вега. Свое дальнейшее развитие он получает в период, отмеченный деятельностью таких драматургов, как Тирсо де Молина и Кальдерон в Испании, Корнель, Расин и Мольер во Франции, Бен Джонсон и Драйден в Англии, Грифиус в Германии, Бредеро и Вондел в Голландии.
Ярко выраженный драматизм жизненного восприятия и обостренное внимание к трагическим мотивам характерны в эту эпоху и для других видов искусства, например для музыки (не случайно именно в XVII столетии возникает и получает развитие такой музыкально — драматический жанр, призванный сыграть очень важную роль в художественной культуре нового времени, как опера). Обращает на себя внимание в этой связи и усиление элементов «театральности» в живописи XVII столетия (декоративность пейзажа у французских классицистов, проникновение элементов театральной мизансцены в фигурную компазицию и т. д.).
Подъем, переживаемый на Западе в конце XVI и в XVII в. драматургией в целом и трагедией в частности (это время представляет собой после античности высшую точку в развитии трагедийного жанра в западноевропейской литературе прошлого), обусловлен несколькими причинами. Несомненно, что здесь сказался взлет народного самосознания, связанный с завершением процесса национального объединения, с окончательным торжеством государственного начала — мощным стимулом для мобилизации творческой энергии общества. Такой период в Англии приходится на конец XVI в., во Франции — на середину XVII в., в Испании — на первую половину XVII в.
Обострение и усложнение общественной борьбы, столь характерные для XVII столетия, порождая резкие сдвиги и бурные катаклизмы, создают благодатную почву для развития драматического начала в литературе. Антагонистический, зачастую на данном историческом этапе практически неразрешимый характер социальных конфликтов способствует расцвету трагедии. Западноевропейская литература XVII в. подхватывает тенденции, отчетливо обозначившиеся у Шекспира: трагическое начало, вырываясь из рамок обособленности, все настойчивее вторгается в стихию комического, придавая нередко особый, драматический привкус смеху. Взаимопроникновение трагического и комического начал можно наблюдать и в крупнейших произведениях французской драматургии («Дон Жуан», «Мизантроп» Мольера), несмотря на то что теория классицизма категорически запрещает такое смешение и всемерно стремится ему препятствовать. Трагическое начало присутствует в эту эпоху не только в драматургии, но и в литературных жанрах, до сих пор служивших по преимуществу ареной комического («Басни» Лафонтена 70‑х годов, плутовские повести Кеведо и Гевары, «Симплициссимус» Гриммельсгаузена). Одновременно пристальный интерес к драматической сущности изображаемых жизненных явлений сказывается и в возрастающей тонкости психологического мастерства, в способности воспроизводить сложную и напряженную борьбу чувств, обнажать скрытые, внутренние мотивы поступков (в этой связи следует отметить не только завоевания, осуществленные замечательными создателями классицистической трагедии, но и роль, сыгранную в развитии романа «Принцессой Клевской» Лафайет).