Большую роль в распространении буддизма за пределами Индии сыграла и его внутренняя гибкость, умение приспособляться к иноземным культам, которое он разделял с остальными мировыми религиями. Уже в империи кушанов буддизм усвоил некоторые инородные элементы (например, поклонение статуям) и по мере дальнейшей экспансии легко впитывал представления и обряды других религий, вводил в свой пантеон местные божества, всякий раз меняя форму выражения своего учения.
Наконец, притягательной стороной в буддизме было и то, что он повсюду выступал в качестве носителя индийской культуры, обогащая ее традициями духовную жизнь иных народов и передавая им во владение ценности индийской философии, науки, искусства и литературы.
Из империи кушанов уже в I в. н. э. буддизм проник, с одной стороны, в Среднюю Азию, а с другой — в бассейн реки Тарим (Восточный Туркестан, или Синьцзян). О распространении буддизма в Средней Азии (далее на Западе буддизм никогда не пользовался популярностью) дают представление многочисленные буддийские памятники, обнаруженные при раскопках на обширной территории вплоть до Самарканда. Как мы уже упоминали, манихейские тексты на парфянском языке вынуждены были инфильтрировать целый ряд буддийских представлений или даже принимать иногда форму буддийских сутр или джатак. Древняя рукопись на пальмовых листьях, обнаруженная в развалинах г. Мерва (Туркмения), содержит сборник рассказов из жизни Будды, именуемых в рукописи ваданы (др. — инд. аваданы). В то же время, судя по одной из откопанных археологами статуй, буддисты в сасанидском Иране признали иранского национального эпического героя Рустама своим бодхисаттвой.
Еще быстрее и успешнее росло влияние буддизма в Центральной Азии. В Аксу, Куче, Карашаре и Турфане в течение первых веков н. э. были воздвигнуты сотни и тысячи буддийских ступ и храмов. Монастырь в Хотане пользовался широкой известностью не только в Синьцзяне, но и в Китае и даже самой Индии. Вместе с буддийской верой населению бассейна реки Тарим стали известны и брахманические боги (Шива, Кубера, Ганеша), и индийские научные и административные методы, и, наконец, индийская письменность и литература, прежде всего буддийская.
Благодаря археологическим раскопкам XX в. в Восточном Туркестане были обнаружены фрагменты санскритского буддийского канона, религиозных драм Ашвагхоши и гимнов Матричеты, пракритский текст «Дхаммапады». Параллельно развивалась литературная деятельность и на местных языках: кучанском, карашарском (диалекты тахарского языка) и хотаносакском (иранский язык); при этом не только литература на этих языках, но и сами литературные языки как таковые формировались под сильным санскритским влиянием. В переводах на эти языки известны и памятники санскритской художественной литературы (например, гимны Матричеты), и многие буддийские махаянистские сутры, и медицинские и астрономические сочинения. Позднее (начиная с IV в.) подобного рода переводы подвергаются сильной натурализации, обрабатываются, расширяются, и, наконец, составляются, по–видимому, вполне оригинальные сутры и трактаты. Примечательной чертой этих поздних сутр является то, что буддийские принципы сочетаются в них с манихейскими, конфуцианскими и даже христианскими идеями, заимствованными от тех несторианцев, которые попали в это время в Центральную Азию.
В I в. н. э. буддизм из Восточного Туркестана проник в Китай, хотя, по некоторым сведениям, первые буддийские миссионеры изредка появлялись там и раньше. Согласно одной из легенд, китайский император Мин–ди увидел во сне золотую статую Будды и отправил во владения кушанов посольство, которое возвратилось на родину в 65 г., привезя с собой много санскритских сочинений и двух индийских монахов: Кашьяпу Матангу и Дхармаратну. С этих пор 65‑й год считается традиционной датой введения буддизма в Китае. Кашьяпа Матанга и Дхармаратна перевели на китайский язык пять сутр. Четыре из них погибли, но пятая — «Сутра 42‑х разделов» — сохранилась. Она представляет собой популярную компиляцию из различных буддийских сочинений и считается первым китайским переложением с санскрита.