В характере Рамо интересно сопоставление его «добрых качеств», которыми наделила его природа, и «дурных свойств», навязанных ему обществом. С одной стороны — его редкая проницательность, умение метко вскрывать сущность за обманчивой видимостью, наконец, его исключительное музыкальное дарование, его незаурядные актерские способности. С другой — его себялюбие, цинизм, черты прихлебателя.
«Вы знаете, что я невежда, глупец, сумасброд, наконец, ленивец — то, что мы, бургундцы, называем отъявленным плутом, мошенником, обжорой», — аттестует он сам себя. Он объявляет суетой все, кроме развлечений и удовольствий. И недоуменный вопрос своего антагониста: «Как! А защищать свое отечество!?» — парирует многозначительной фразой: «Суета! Нет больше отечества: от одного полюса до другого я вижу только тиранов да рабов…».
В этом соединении низости, пресмыкательства и позиции превосходства, позволяющем ему судить всех и все, герой романа своеобычен, неповторим, и вместе с тем это образ обобщенный — сквозь него просматривается все тогдашнее французское общество. Мы обнаруживаем картину внешнего мира, окружающего героя; перед нами проходит целая череда персонажей. Тут и князь, содержащий артистку Гимар, и хозяин дома, где обедает Рамо, и родители детей, которым Рамо дает уроки музыки, и находящиеся в том же положении, что сам Рамо, «жалкие музыканты» и поэты — неудачники и другие действующие лица. Размышляя над особенностями мира, окружающего героя, необходимо отметить, что этот мир отличен от враждебной среды, противостоявшей герою у Вольтера и у раннего Дидро. Среда представляла собой у них феодальное общество с королями, священниками, дворянами. Уже в «Монахине» Дидро рядом с монахинями, т. е. с враждебными герою представителями старого мира, действуют нотариусы, торговцы, олицетворяющие собой новые общественные силы. Еще разительней это соединение придворных и светских людей с банкирами, откупщиками, крупными негоциантами в «Племяннике Рамо».
Рамо — плоть от плоти окружающего его общества, его пороков и зла. Но именно потому, что он не лицемерит, предельно, цинично откровенен, он, подобно шекспировскому Фальстафу, каждым своим шагом и каждой репликой разоблачает это общество; выворачивая наизнанку себя, он вместе с тем обнажает все скрытые пружины, которые управляют поступками окружающих людей.
И происходит нечто неожиданное. Этот циничный, отравленный всеми пороками, но все насквозь видящий персонаж одерживает победу над своим антагонистом — просветителем, полным иллюзий, одушевленным высокими идеями и благородными моральными принципами.
Как отмечает Гегель по поводу диалога Дидро, «содержание речей духа о себе самом и по поводу себя есть, таким образом, извращение всех понятий и реальностей, всеобщий обман самого себя и других; и бесстыдство, с каким высказывается этот обман, именно поэтому есть величайшая истина» (Гегель. Феноменология духа. — Соч., М., 1959, т. 4, с. 280–281). К. Маркс сочувственно цитирует эти слова Гегеля о диалектике образов в «Племяннике Рамо» — этом «неподражаемом», по его словам, произведении (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‑е изд., т. 32, с. 242). И то, что «честное сознание», воплощенное в образе повествователя, терпит поражение, делает книгу Дидро гениальным художественным документом самокритики Просвещения. Сохранился более ранний диалог писателя, из которого следует, что Дидро не хотел даже допустить мысли о том, что «интерес сильного властвует над общественным мнением более повелительно, чем истина» (слова Гельвеция). «Я совершенно не верю этому, друзья мои, не верьте этому… Гельвеций прав только для данного момента, но он окажется неправым в грядущих веках». Этот просветительский оптимизм был поколеблен в «Племяннике Рамо». Нужна была большая смелость, чтобы поставить под сомнение все надежды, ради утверждения которых боролся всю жизнь сам Дидро и его соратники по «Энциклопедии».
Роман «Жак — фаталист и его хозяин» (1773, опубл. 1796) явился во многих отношениях итоговым для Дидро — мыслителя и художника. По сравнению со всеми прежними произведениями в нем Дидро существенно раздвигает рамки повествования, где находят место и замки, и постоялые дворы, и крестьянские хижины, и городские улицы, и проселочные дороги, включает в роман и дворян, и крестьян, и монахов, и офицеров, и купцов, и трактирщиков, и жуликов, и светских дам, и куртизанок. В сравнении с «Монахиней» последнее произведение Дидро выделяется веселым, оптимистическим эпикуреизмом и заставляет вспомнить о Рабле и новеллистике эпохи Возрождения, о традиции плутовского романа. В «Жаке — фаталисте» присутствует апология реального мира, оправдание всего, что может способствовать человеческим наслаждениям и радостям.