На Американском континенте развитие просветительской мысли взаимодействует с европейским, здесь оно также органически связано с освободительным движением против английского (образование США) и португальского (в Бразилии) колониального владычества. Происходит важный процесс становления национальных культур континента.
Гегель в лекциях по философии истории, прочитанных в 20‑х годах XIX в., говоря о странах Востока, утверждал: «Китай уже рано достиг такого состояния, в котором он находится теперь». И далее: «Китай и Индия находятся еще, так сказать, за пределами всемирной истории, как предпосылка тех моментов, лишь благодаря соединению которых начинается животворный исторический процесс».
Разумеется, на этих суждениях сказался уровень тогдашней науки: Восток был мало изучен. Но существенно само представление, которое складывалось у мыслителей начала XIX в., о резком контрасте между бурным ходом событий, масштабностью происходивших на Западе перемен и медленной поступью истории на Востоке. Примечательно, что ведь и Пушкин в те же годы писал: «…до стен недвижного Китая». К. Маркс говорил об Индии, что завоеватели там «основывали свои империи на пассивном базисе этого не оказывавшего никакого сопротивления неподвижного общества» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‑е изд., т. 9, с. 224).
Почти все страны Востока в XVIII столетии находятся на стадии Позднего Средневековья. Однако в разных районах мира процесс разложения средневековых общественных институтов и формирование новой идеологии происходят неодинаково. При общем контрасте между Западом и Востоком следует отметить неравномерность и в развитии разных стран Востока.
Наиболее прочно держался средневековый уклад в странах Южной и Юго — Восточной Азии, в странах Ближнего Востока (за исключением, пожалуй, Турции, где новые веяния дают о себе знать раньше, чем на соседних арабских и иранских землях), а также в государствах Средней Азии.
Во всех странах Ближнего Востока, Южной и Юго — Восточной Азии оставались неизменными отношения между владельцем земли и земледельцем, трудившимся на ней; сословия торговцев и ремесленников редко пользовались какими — либо правами и вынуждены были приспосабливаться к системе, не благоприятствовавшей подъему производительных сил и развитию буржуазных отношений, и поэтому не было условий для становления новой, исторически прогрессивной идеологии. К тому же повсюду сказывалось, говоря словами английского арабиста X. Гибба, «мертвящее влияние стереотипного мышления».
Катастрофическое влияние на исторические судьбы многих народов оказали опустошительные войны. В XVIII в. особенно трагически сложилась ситуация на обширном пространстве юга Азии от Закавказья до Кампучии. Орды завоевателей прокатывались по некоторым областям по нескольку раз, сменяя друг друга, а подчас и меняясь ролями. Нередко на чаше весов оказывались судьбы не только отдельных правителей и династий — речь шла о существовании целых народов. Так, в начале века ойраты вторглись в пределы Средней Азии и заняли земли казахов. Но прошло всего три десятилетия, и ойратское царство (Джунгария) исчезло с карты Азии — войска маньчжурского императора, завоевав его в 1755–1758 гг., истребили большую часть коренного населения. Бедствием для целого региона на юге Азии явились нашествия Надир — шаха. Он возвысился в ходе борьбы Ирана против афганских и турецких завоевателей. Но, придя к власти, развернул в 1736–1747 гг. серию захватнических походов, временно подчинив своей власти обширные области Закавказья, Дагестана, среднеазиатские ханства и северо — западную часть Индостана.
Пустели города, оставшиеся в живых жители спасались бегством, приходили в упадок земледелие, ремесла, сокращалась численность населения, гибли памятники культуры, горели книги и рукописи, навсегда исчезали из памяти народной имена многих художников и поэтов.
Там, где время сохранило голоса поэтов, до нас дошли строки, исполненные трагизма. «Бедствия Грузии» — назвал свою поэму грузинский поэт Д. Гурамишвили, еле спасшийся после вторжения турок. Непрекращающиеся войны и всеобщее разорение подчас пугали своей безысходностью. Туркменский поэт Махтумкули, немало выстрадавший в иранском плену и тщетно призывавший к прекращению междоусобиц у себя на родине, не мог не скорбеть по поводу неустроенности мира. Ему казалось, что весь мир утратил рассудок, что «рушатся жизни основы». При этом острое ощущение реальных бед у туркменского поэта облекается в традиционные формулы суфийского фатализма.