Кэнфа Микаэль, продолжая хронику Бакаффы, придерживается тех же принципов изложения, что и его отец, хотя явно уступает ему в литературной даровитости. Повествование Кэнфа Микаэля заканчивается 1727 г., т. е. за три с половиной года до кончины Бакаффы. Сразу же после его смерти начались обычные придворные распри. Тем не менее царская власть в Гондаре осталась достаточно прочной, что позволило двум следующим царям, сыну Бакаффы Иясу II (1730–1755) и Иоасу I (1755–1769), распорядиться о составлении собственных хроник.
Эти хроники дошли до нас, объединенные в общий свод, охватывающий хронологический период от рождения Иясу II до смерти Иоаса I. Несмотря на единство стиля и языка, видно, что они писались в разное время и составлялись разными способами. Хроника Иясу II явно возникла при жизни этого царя и была задумана как история правления Иясу II и его матери — царицы Ментевваб. Установить имя летописца пока не представляется возможным, однако очевидно, что он был если не по официальной своей должности, то по крайней мере фактически придворным историографом, и его произведение можно рассматривать как дальнейшее развитие тенденций летописного историзма.
Хроника Иясу II начинается родословием эфиопских царей, от библейских царя Соломона и царицы Савской до Бакаффы, после чего дается также генеалогия царицы Ментевваб и излагаются многочисленные и пространные пророчества о том, «как бог многократно и многообразно говорил отцам нашим о царстве Иясу и царстве Ментевваб». Первое пророчество принадлежит знаменитой Валлатта — Петрос, яростной поборнице национальной веры, противнице царя Сисинния, насаждавшего католичество, весьма близко стоявшей к основателю гондарской династии — царю Василиду (1632–1667). Гонимая «нечестивым царем» Сисиннием, она пророчествует предкам царицы Ментевваб, что «родится от дочери его дочери царь, который упасет народ и которым благословятся все народы земли».
По — видимому, это своеобразное введение объясняется тем стремлением к идеологической консолидации страны, которое возникло в среде придворного духовенства еще в конце XVII в. как реакция на феодальные мятежи и церковный раскол. Хроникальное описание событий начинается со смерти Бакаффы, после чего, по изложению придворного историографа, Ментевваб желает удалиться в монастырь, но вельможи возводят на престол Иясу II и уговаривают ее остаться при нем регентшей. Далее повествование принимает строгую форму погодных записей различного объема в зависимости от важности с точки зрения летописца происшедших событий. Само изложение живо, динамично, изобилует прямой речью участников событий. Хроника Иясу II, подобно всем произведениям эфиопской средневековой литературы, написана на древнем литературном языке геэз, но здесь прямую речь автор уже не переводит на книжный язык, а передает прямо на разговорном амхарском. Видно, что автор, подобно Синоде, был очевидцем описываемого и тщательно следил за фактологической точностью изложения.
Важные с его точки зрения события он описывает подробно: так, излагая помазание Иясу II на царство, он не только детально воспроизводит речь вельмож, но и заносит в свою хронику амхарские песни в честь коронации Ментевваб. Повествуя о драматических эпизодах царствования своего героя (вроде описания осады Гондара в 1732–1733 гг., когда мятежники принудили духовенство отлучить царя от церкви и помощь пришла в последний критический момент), его изложение достигает большой художественной силы и подъема. Подробно излагает историограф Иясу II и суды над бунтовщиками и самозванцами, происходившие в Гондаре, приводя вопросы судей и ответы обвиняемых. О тех событиях, в которых он сам не мог участвовать, автор говорит с чужих слов, кратко (как о царских походах в Сеннар) или пространно (как о посольстве, отправленном за митрополитом в Египет в 1744 г.) в зависимости от важности его. В целом Хронику Иясу II можно считать вершиной летописного историзма как литературного направления. Заканчивается она, в отличие от хроник предшественников Иясу II, описанием его смерти летом 1755 г. и погребения (приводится плач Ментевваб), а также коронации его сына, Иоаса I.
Иоас I оказался всецело во власти своей матери и ее оромских родственников. Авторитет царской власти пал окончательно как в глазах феодальной знати и духовенства, так и в глазах поддерживавших его оромо. Все это отразилось на страницах хроники Иоаса I и на отношении летописца к своему герою. Хроника являет собою поразительное исключение из всего ряда произведений официальной историографии. В ней нет обычного панегирического элемента. Более того, там встречаются рассуждения, которые в приложении к беспокойному царствованию Иоаса оказываются по крайней мере двусмысленными: «Бывают времена, когда всевышний, испытатель сердец и исследователь всего, воцаряет из чад царских благого, дабы облагодетельствовать людей за их добрый нрав и соблюдение закона. Бывают же времена, когда воцаряет он царя злого ради народа злого, дабы воздать злодеям злом же».