— Пожалуй, — согласилась Алёна, которую передёрнуло после от реакции Сифа на её вопрос.
Оказывается, фельдфебель говорил вслух.
Сиф с усилием вырвал свой взгляд из цыганских глаз, набрал в грудь воздуха, как перед нырком, и твёрдо сказал:
— Авантюра не удалась, но, может, удастся глупость?
Глава 6 (11). Глупость
«Авантюра принесла чересчур уж разнообразный результат», — подумал пятнадцатилетний офицерик, когда слегка подрагивающей рукой набрал номер на мобильном. Результат был и положительным — Тиль теперь на их стороне, и совершенно отрицательным — Хамелеон теперь убьёт Тиля. Да и самого Сифа тоже постарается, не поглядев на офицерское удостоверение. Вернее, как раз из-за оного…
Ивельский долго не брал трубку, и Сиф начал опасаться, что Алёна неправильно запомнила номер, но когда палец уже застыл над красной клавишей, наконец-то раздался голос пожилого пианиста:
— Да?
— Это Сиф. Сивый, — Сиф перевёл дух. — Вы далеко сейчас от нашей гостиницы?
Какое-то время Ивельский молчал, затем торопливо спросил:
— Где Тиль?!
— В соседнем номере, — успокоил мальчик. — Разговаривает с полковником.
— Он цел?
— Вполне. Леон… стрелял в меня, — ляпнув это, Сиф мимолётно сообразил, что такое известие на утешение не тянет. — Приезжайте сюда, пожалуйста. И поднимитесь в тот же номер, что и в прошлый раз.
— Стрелял? О, Боже… — голос Ивельского упал. — Да, я постараюсь быть как можно скорее. Минут через пять, хорошо? — и дал отбой.
Сиф швырнул мобильный на диван и сам на него рухнул в полном изнеможении. Грудь саднило — каждый вздох отдавался болью. Давно Сиф такого припомнить не мог…
— Ну как? — выпалила Алёна, садясь рядом.
— Ждём пять минут и сходим с ума дальше, — мрачно пошутил Сиф.
— У тебя глаза шальные.
— В прошлый раз они кричали караул, помнится, — язвительно отозвался офицерик, прячась за ершистым тоном от своих странных мыслей и чувств. Иногда ему казалось, что он и в самом деле сошёл с ума. И хотел думать о Расточке — но не мог…
— Тогда кричали. А сейчас по-партизански заткнулись, — отпарировала Алёна. — Но ты похож сейчас на психа с навязчивой идеей в обострённой форме.
— Каждый по-своему псих, — пожал плечами Сиф и по-забольски процедил несколько слов сквозь зубы — про спину, которая никак не хотела заживать от «пустячного ранения».
Ещё несколько минут молодые люди пикировались, практикуя язвительность, ехидство, остроумие и красноречие, и старались не думать об Ивельском, но вот прошло положенное время, и с ресепшена позвонили о посетителе. Алёна в сильном беспокойстве вскочила и бросилась открывать дверь, Сиф же поднимался с дивана нарочно медленно. С Алёной стало спокойнее решать проблемы. По крайней мере, отпала необходимость вслух спорить с самим собой, что всегда угнетало и навевало мысли о невнимательности работавших с ним лет пять назад психологах.
Ивельский, как выяснилось, волновался не меньше Алёны. Не увидев Тиля, он собрался было идти в номер к Великому князю, но Сиф призвал на помощь все свои скромные навыки убеждения — в обычное время он предпочитал брать измором и упрямством — и проговорил, в точности копирую тон полковника:
— Сдарий Ивельский, сначала я хотел бы с вами поговорить.
— О чём? — резко повернулся к нему старик.
— О ком, — поправила Алёна, садясь на краешек стула. Сиф бросил на девушку умоляющий взгляд: «Заткнись!», и она послушно закрыла рот.
— О Хамелеоне, сдарий Ивельский, — осторожно произнёс Сиф и с трудом заставил себя после этой фразы вдохнуть.
Старик вернулся в комнату и присел на диван, перебирая своими длинными и хрупкими на вид пальцами складки светло-серого пиджака. Сиф остался стоять, чтобы быть выше. На кухне московской квартиры вечно скапливались книги самого разного вида и жанра. В том числе Сиф туда притащил однажды несколько книг по психологии — уже и не вспомнить, в каком разговоре с Кашей или Растой ему это понадобилось. Как и любые другие попавшие на кухню книги, работы психологов Сиф перечитывал с регулярностью примерно раз в пару месяцев, если находило настроение, и кое-что оттуда сумел почерпнуть. Поэтому сейчас твёрдо знал: позволить беседу вести Ивельскому, поддавшись своему к нему уважению, — проигрышное дело. Так он, Сиф, ничего не добьётся. Нет, в этом разговоре вести должен он сам. И небольшие психологически ухищрения, вроде попытки заставить Ивельского смотреть снизу вверх, могут помочь…
— Почему ты спрашиваешь о Хамелеоне меня, сдарий юный офицер?
Сиф понял, что фишка с ростом не прошла незамеченной. И пусть. Самый лучший способ казаться осведомлённым обо всём на свете — с самым уверенным видом кивать, но не отступаться от своего.
— Потому что Тиля о Хамелеоне расспрашивает полковник. И я уверен, у него это вполне удастся, — ответил он Ивельскому, глядя прямо в глаза. Интересно, знал ли Одихмантьев, как часто Сиф будет себя понукать следовать его совету?..
Знал, точно знал. Пожилой советник со степными корнями, казалось, знал всё на свете. Надо не забыть сказать ему спасибо за совет… когда заварушка поутихнет.
Сиф заставил себя вернуться к разговору как раз тогда, когда Ивельский ответил с лёгкой грустной улыбкой:
— И вы решили поиграть в такого же дознавателя?
Мальчик чуть было не вспыхнул и удержался от того, чтобы не ляпнуть что-то по-детски обиженное, только огромным усилием воли.
Навкаже блато, блатоже малько…Навкино болото, болотное молоко… Не ты один, Сиф, читаешь книжки по психологии. Или просто сдарий Ивельский судит по собственному опыту. Играет по собственному опыту.
— Я… — Сиф сжал кулаки и снова их разжал, — не хочу играть в дознавателя. Я хочу спасти жизнь своему другу.
«А ещё Великому князю и командиру, Краюхам, Одихмантьеву и… Хотя нет, спасать весь мир я не намерен. Это глупо».
— Почему же вы уверены, сдарий Иосиф, что именно вы сможете спасти Тиля? — не сдавался Ивельский, и Сиф решил, что старик обязательно что-то знает. — А не ваш знаменитый в двух странах половник?
— Потому что он занят охраной Великого князя! — встряла Алёна, негодуя на Ивельского. В прошлую встречу он не показался ей таким уж упрямым.
Сиф вновь разжал кулаки — когда они сжиматься-то успевают? — и твёрдо сказал:
— Сдарий Ивельский, я имею права задавать вам вопросы. Я офицер Лейб-гвардии.
Ивельский лишь пренебрежительно усмехнулся:
— Вы ещё слишком молоды.
— Когда мне было девять, это никого не волновало, — брови Сифа сползлись к переносице. Лицо стало жёстким. — И начинал служить — в разведке. А сейчас служу в Лейб-гвардии.
— Сиф! — тихо и умоляюще проговорила Алёна, чувствуя, что друга заносит.
Подросток усилием воли заставил себя замолчать и благодарно взглянул на девушку. Но ничего ей не сказал. Или, может, и не требовалось?
Через некоторое время Сиф набрался сил и глухо проговорил:
— Сдарий Ивельский, кто такой Хамелеон?
Старик молчал долго, и Алёна собралась было уже возмутиться, но Ивельский всё же ответил:
— Это человек, который свёл меня и Анатоля. Который показал мне слегка неадекватного, но талантливого… и бывающего порой просто очаровательным маленького художника. Что ещё вас интересует, сдарий офицер? — обращение прозвучало с оттенком насмешки, но юный фельдфебель заставил себя не обращать на это внимания.
— Как зовут Хамелеона? — задал он новый вопрос. Самый важный.
— Ты думаешь, я это скажу?
— Думаю… да. Разве ради Тиля вы не скажете? Ради «маленького очаровательного художника», которого этот Леон теперь убьёт?
Ивельский молчал ещё дольше, что-то взвешивая и о чём-то размышляя. Сиф не торопил, хотя чуть ни дрожал от возбуждения. Только бы ответил. Только бы любовь к Тилю перевесила неизвестно какие отношения с Хамелеоном…
— Скажи-ка мне, сдарий Иосиф, — вздохнул наконец старик, и Сиф чуть не подпрыгнул, услышав его голос, — много ли денег, с твоей точки зрения, государство платит, обеспечивая жизнь человеку… психически неуравновешенному, каким признан Анатоль?
— Всего лишь деньги?! — Сиф заморгал, отказываясь верить своим ушам.
— А большую ли государство выплачивает пенсию отставному офицеру? — продолжал тем временем Ивельский. — Ответ тот же: да почти никакую!