Сивка сделал вид, что ничего не заметил.
— Тебя обидел кто? — тихо спросился Эля ему вслед.
Мальчишка передёрнул плечами. Да кто его обидит? Просто запихнули туда, где на него всем плевать — лишь бы под ногами не болтался. Просто сбагрили прочь, чтобы не мешал. Просто… Просто командир его отослал.
И даже не спросил, согласен ли он!
Сивка кипел от желания взять Кондрата и Дядьку, обоих разом, и вывалить на них всё, что накипело в душе, как в скороварке. Можно даже нецензурно вывалить. И заехать обоим в челюсть. Чтобы прониклись, навкины. Чтобы один — не глядел, как на червячка непонятного, а второй — чуть головой думал, когда за других решает.
«Ничего, — неожиданно воодушевился пацан, упрямо закусив губу. — Этот навкин Кондрат пожалеет, что отнёсся ко мне так… презрительно. Я ему не дам ни одного повода ко мне придраться! Не дождётся! Он ещё пожалеет, этот разведчик навкин, ещё признает, что был не прав!»
В воображении Индеец нарисовал себе, как через пару десятков лет он, самый юный генерал во всей истории Российской Империи, приходит к Кондрату, а тот вытягивается по струнке, отдаёт честь, а потом с гордостью говорит знакомым: «А генерал Бородин начинал служить у меня во взводе! И я даже не подозревал, какой талант скрывался в мальчике!.. — и поспешно поправляется, смущаясь слишком вольных слов: — То есть, в сдарии генерале!»
Правда, в Российской Империи к генералу обращались не «сдарий генерал», но в этот момент Сивка таких мелочей не помнил. «Генерал Бородин», — повторил он про себя и ухмыльнулся. Глупость, конечно, в голову лезет, но до чего приятная!
Увы, мысли пока так и оставались в мире фантазий, в то время как реальность довольно жёстко всплыла перед глазами Сивки входом в палатку. Собравшись с духом, мальчишка влез внутрь и, слушая неохотные указания Найдохи, обустроился с краю. Разведчики косо поглядывали на Сивку, ничем не выражая горячего желания завязать дружеские отношения. Их позицию проще всего было охарактеризовать как «Возятся тут всякие, что, ради них рот открывать?»
Сивка про себя кипел, но старался ничем не выказать, что косые взгляды — не самые комфортные условия для проживания. Хотят проверить его на невозмутимость? Да пожалуйста! Хоть двести раз! Он им ещё покажет все эти взгляды! Надо только следить, чтобы кулаки не сжимались всякий раз, стоит кому-то повернуть голову.
Когда Сивка устроился, Кондрат подошёл, ловко лавируя между солдатами, и ногой поправил спальник.
— В общем, как-то устроен, — вывел он, оглядев результат. — Посмотрим, во что выльется глупость нашего Дядьки-младшего, но вряд ли чуду суждено случиться.
Тут Индейца сорвало со всех бережно создаваемых тормозов. Себя он считал вправе вываливать на командира всё, что думает о его «гениальности», но позволить это какому-то Кондрату!..
Кулак не долетел, хотя удар был на пределе скорости пацана. Зато Кондрат приласкал в скулу от души, так приласкал, что Индеец, коротко скульнув, осел на свой спальник. Мир перед глазами вертелся, до скулы дотрагиваться вовсе не хотелось. Болело так, словно кость там раздробило на мелкие кусочки.
Сквозь приплясывающий мир всплыло лицо Кондрата. Участия в нём не было ни на грамм.
— Мне не перечат, Маська, — напомнил он так спокойно, будто они гуляли под ручку. По лесным тропинкам, с грибной корзинкой.
Сивка помотал головой и попытался встать, но живо вновь оказался внизу, а напротив него сидел Кондрат и поглаживал горбинку на носу.
— Сиди тише, и я, Бог даст, о тебе забуду, — посоветовал он, похожий на сову, встретившую в своем дупле мышку.
— А вы не говорите таким тоном о Дядьке, — мышка оскалила совсем не мышиные зубки… А через несколько ударов сердца она уже смирно лежала и даже послушно прижимала к скуле холодную кружку. Чумазая скула расцветала вследствие повторного, на сей раз совсем легонького (и того хватило выше всяких крыш) «урока» изысканно-бордовым, стремительно синеющим цветом.
До ночи, что наступила довольно скоро, Сивка занимался самым бессмысленным, но единственным возможным в такой ситуации делом: тихо лежал, прикладывая к синяку холодное, и помалкивал. Драться больше ему просто никто не давал. Стоило мальчишке выказать намерение куда-нибудь слинять — и, желательно, не возвращаться, — как с вежливым вопросом «Куда?» его возвращали на место. Впрочем, надо было отдать Кондрату должное, возвращали хоть и твердо, но бережно. И о Заболотине больше не заговаривали, лишь когда появился Крот — невысокий плотный человек с непрерывно щурящимися, словно он глядел на лапочку, глазами, — в самых нейтральных выражениях объяснили разведчику ситуацию. Крот прищурился ещё сильнее, но на злой взгляд из-под белобрысых бровей ничего не ответил.
Сивка отвернулся, осторожно пристраивая голову, чтобы не задеть синяк. Крот мальчику не понравился сразу же и даже раньше. Как только стало известно, что он ухлёстывает за Кочуйской. Причину этой неприязни объяснить было сложно, но Сивка в себе никогда лишний раз не копался, полагая, что самому с собой и без глубоких размышлений договориться можно.
Но в одном мнении он, даже без копания в себе, был в глубине души согласен с Кондратом. Отправить его, Сивку, сюда — действительно глупость. Только это дело исключительно его — и капитана.
Глава 7(12). Повторение
Встать. Надеть осточертевшую форму, проснуться. Именно в таком порядке, иначе не встанешь, а только глубже зароешься щекой в подушку. До чего же сложно быть взрослым, строгим, требовательным к себе! Даже начав отсчитывать сороковой десяток, хочется иногда утраивать себе выходной, отпуск, каникулы — называйте, как хотите. Пожалуй, с возрастом меняется только отношение к этому желанию. Ты учишься не обращать на него внимания.
… Краткая мысленная прелюдия проскользнула в голове и рассыпалась в прах от первого прикосновения проснувшегося разума. От желания поваляться в кровати осталось одно сосущее напоминание, а офицер уже шёл в ванную, стараясь не разбудить своего маленького ординарца, который раскинулся на диване, свесив одну руку и уткнув в подбородок вторую с зажатым углом одеяла. Заболотин повернулся спиной и со вздохом, больше похожим на зевок, вышел из комнаты.
День начинался как обычно. За окнами ветер согнал в город тучи и грозился ливнем, но это не могло поменять никаких планов. Заболотин и Краюхины, Великий князь с советником и секретарём и Алёна без промедления покинули здание гостиницы, теша себя мыслью, что наступил последний день «довольно бессмысленного заседательства», как выразился князь, и завтра всё уже кончится. Иосиф Кириллович был собран и замкнут, как маршал перед решающим сражением. Алёна позёвывала за рулём и что-то напевала. Заболотин и близнецы расслабленно сидели и обменивались вялыми фразами насчёт охраны. Одихмантьев впал в свое обычное медитативное состояние, а до сих пор оставшийся безымянным секретарь перебирал какие-то бумаги и бубнил себе под нос еле слышно: «Это тут, это здесь, это тоже тут… А это… а вот и оно…»
А в гостиничном номере сладко спали Сиф и Тиль, не подозревая, что на столике рядом с компьютером лежала записка, в которой их просили посидеть спокойно в номере и не пускаться на поиски приключений. Вот такая вот несправедливость: одним решать вопросы международного значения, другим спать под шум дождя, похожий на сочетание далёкого прибоя и барабанной дроби — по карнизу. Или, что то же самое, одним попеременно дёргаться и зевать от скуки на нудном дипломатическом заседании, а другим — отдыхать вместе с собственной совестью. Выбор всегда двояк, и когда его сделали за тебя — найди эту вторую сторону. Разыскать её можно всегда, а мир сразу станет чуточку радостнее.
Впрочем, пока до этой второй стороны никому — ни спящим, ни бодрствующим — дела не было. Шло то самое нудное дипломатическое заседание, где судьба страны вершилась среди дисплеев, показывающих необходимые материалы, вороха бумаг и не выражающих почти никаких эмоций лиц. Совершенно лишённые романтики декорации, но ещё пока не закулисье.
Без оставшихся за дверями этого зала Краюх Заболотину было скучно. Не с кем было даже взглядом обменяться, поделиться, чуть повернув голову, наблюдениями: Выринея колеблется, Выринея волнуется. События последних дней, покушения КМП — кажется, это выбивало почву из-под ног Выринеи сильнее, чем ожидалось. Но политику в сторону, чтобы не погрязнуть в совершенно чуждых тебе размышлениях. Вопрос прост: виновата ли в происходящем страна, которой это выгодно?