Очевидно, при таких взглядах трудно было рассчитывать сговориться, и немудрено, что когда генерал Драгомиров потребовал без дальнейших переговоров предварительного формального присоединения «ко всем положениям, провозглашенным в декларации нашего правительства», то на этом переговоры и были закончены. Их ближайшей целью, очевидно, была вовсе не практическая постановка переговоров, а просто дальнейшее разложение армии. Ту же цель разложения преследовала и пояснительная радиотелеграмма Гинденбурга, предупредительно подчеркивавшего, что «Германия готова идти навстречу неоднократно высказанным желаниям русских солдатских депутатов окончить кровопролитие». «Со дней Пасхи войска центральных держав почти приостановили враждебные действия на Восточном фронте». «Центральные державы согласны заключить честный мир.., который восстановил бы прежние добрососедские отношения и дал бы России экономическую поддержку». Гинденбург сообщал, что для этой «великой цели» германцы после неудачи пасхальных переговоров сделали еще одно «предложение о перемирии», переданное 6 мая строевым частям 8-й и 9-й армий среднеевропейскими державами. Но кто же виноват? «Россия должна бороться и проливать кровь... для достижения завоевательных целей Англии, Франции и Италии». Это были те же аргументы, которыми пользовались агитаторы Совета и социалистическая печать; в этой же печати можно найти и постоянные указания на то, что Россия, подобно Франции в 1870 г., должна заключить перемирие на фронте, если не хочет сделать этого правительство.
Обсудив радиотелеграмму Гинденбурга на заседании 26 мая, петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов дал на нее еще достойный ответ. Указав, что германский главнокомандующий «красноречиво» молчит об «аннексиях» и «контрибуциях» (мы видели, что скрывалось за этим молчанием) и в сущности предлагает России сепаратный мир, выгодный только Германии, Совет напоминал Гинденбургу, что, говоря о бездействии германских войск, он «забыл о Стоходе, забыл... куда уведены с нашего фронта германские дивизии и тяжелые батареи.., что до России доносится шум кровопролитных боев на англо-французском фронте.., что Россия знает, что разгром союзников будет началом разгрома ее армии, а разгром революционных войск свободной России — не только новые братские могилы, но и гибель революции, гибель свободной России». Совет еще находил формулы для объединения своей циммервальдской задачи с задачей союзной борьбы. «Россия взяла на себя задачу объединить демократию всех воюющих стран в борьбе против империализма. Эта задача не будет ею исполнена, если германские империалисты сумеют использовать ее стремления к миру в целях отторжения ее от союзников и нанесут поражение ее армии». Так говорила резолюция Совета и кончалась призывом «удвоить энергию в дружной работе над воссозданием боевой мощи России».
Увы, на том же заседании Совету пришлось обсуждать отказ Кронштадта признавать Временное правительство. Германский микроб уже крепко сидел в русском тылу, и германцы продолжали производить пробные эксперименты над русской армией. Таким экспериментом они ответили и на резолюцию Совета по поводу радиотелеграммы Гинденбурга. 24 мая в «Русском слове» появилась сенсационная телеграмма из Кишинева (от 18-го), что через румынский фронт прибыла и направляется к Временному правительству для переговоров о мире группа австрийских парламентеров в составе двух генералов, двух полковников, двадцати офицеров и пятнадцати солдат. Ни в главном штабе, ни в правительстве об этом ничего не знали, но уже начались разговоры о возможности выслушать делегацию в Совете рабочих и солдатских депутатов в присутствии делегатов армии. Эпизод был ликвидирован на месте, и генерал Деникин телеграфировал министру, что эти парламентеры, появившиеся на фронте 9-й армии, отправлены в качестве военнопленных в тыл, за исключением трех офицеров и солдат, допрошенных в Ставке 23 мая и отправленных затем в Москву тоже в качестве военнопленных на распределительный пункт.