«Хотя Колчак и является авторитетом в военно-морском деле, — говорил один из митинговых ораторов, — но нам такие не нужны. Во главе флота должен стоять хоть прапорщик, который бы исполнял все, чего желают матросы». Получив донесение Колчака, Временное правительство на ночном заседании 6 июня решило: 1) требовать «немедленного подчинения Черноморского флота законной власти»; 2) «адмиралу Колчаку и Смирнову, допустившим явный бунт, приказать немедленно выехать в Петроград для личного доклада» и 3) «всеми мерами водворить на Черном море порядок, подчинение закону и воинскому долгу, возвратить оружие офицерам.., восстановить деятельность должностных лиц».., «не подчиняющихся немедленно арестовать как изменников отечеству и революции и предать суду», донеся об исполнении в 24 часа. Телеграмма правительства была прочитана на делегатском собрании и перед 15-тысячным митингом. Решено было подчиниться требованиям правительства, но протестовать против квалификации движения «военным бунтом» и требовать привлечения к ответственности тех лиц, которые неправильно осветили перед Временным правительством события в Севастополе.
Адмирал Колчак на этот раз окончательно вышел в отставку. Как бы наглядным пояснением того, что значил этот уход для Черноморского флота, явился выход в Черное море через 5 дней после отъезда Колчака крейсера «Бреслау». Со времени 21 июня 1916 г., когда «Гебен» и «Бреслау» напали на Туапсе и Сочи, и 8 июля, когда «Бреслау» пытался напасть на Новороссийск, но был загнан в Босфор судами недавно вступившего тогда в управление адмирала Колчака, в течение 11 месяцев наш флот безусловно командовал на Черном море, и ни одна подводная лодка не решалась более в нем показаться. Теперь «Бреслау» напал на нашу радиостанцию на острове Фидониси, разрушил ее и забрал пленных; турки поставили минные заграждения, на которых несколько дней спустя погиб миноносец «Лейтенант Зацаренный». «Колчак ушел, Бреслау пришел», — так сформулировал последовательность событий один петроградский листок. Несколько дней спустя, 20 июня, правительственное сообщение подтверждало, что «деятельность противника (на морях) становится с каждым днем все более энергичной и причиняет все больше и больше вреда... Неприятель, очевидно, возлагает надежду на то, что революция ослабила боевую мощь флота и внесла дезорганизацию в его строй, порядок и в уклад боевой жизни».
Крым. Украина. Другие национальности. Ослабление русской мощи на Балтийском и Черном морях не могло не отразиться на настроении прилегающих к ним нерусских народностей. Одновременно с настроением финляндцев обострялось и выливалось в более определенные формы также и настроение эстонцев, латышей, литовцев. Крымские татары и вообще мусульмане России долее других сохраняли полную лояльность. Мусульманский исполнительный комитет еще 6 мая опубликовал следующее заявление: «В некоторых провинциальных и столичных газетах было помещено известие о том, что мусульманское население Крыма требует автономии Крыма. Временный крымско-мусульманский комитет, стоящий ныне во главе всех мусульманских политическо-национальных духовных организаций, самым решительным образом опровергает это известие». Комитет при этом противополагал, однако, свою позицию общемусульманской. По словам его председателя Таврического муфтия Гелебиева, общемусульманский комитет 21 апреля «определил свое политическое лицо и будет добиваться установления в России демократического республиканского строя на национальных федеративных началах. Идея же об автономии Крыма, как не имеющая под собой никакой почвы, комитетом совершенно не обсуждалась». Выступление «Бреслау» дало «почву» автономистским стремлениям Крыма, что и сказалось прежде всего в изменившемся настроении крымских мусульман по отношению к России. Впрочем, обнаружилась эта перемена, уже тогда происшедшая, значительно позднее.