Христианское представление о мужском члене как о воплощении телесной скверны было попыткой определить неопределяемое и осознать всеобщий закон, регулирующий отношения между мужчиной и его половым органом, а также понять связанные с этим проблемы «контроля». Мужчина способен охватить свое мужское достоинство собственной рукой — однако возникает вопрос: кто кого на самом деле держит? И что представляет собой мужской член? Лучшее из того, что есть в мужчине, или, напротив, зверя, бестию? И кто, в конце концов, кем управляет: мужчина собственным членом или же, напротив, член — мужчиной? Как должен мужчина пользоваться своим естеством? И где проходит та граница, за которой начинается злоупотребление? Из всех телесных органов один лишь мужской член ставит человека перед подобными проблемами: ведь он то «настаивает» и «диктует», то вдруг теряет охоту выполнять свои естественные функции; то он донельзя поэтичен, то тут же, сплошь и рядом, жалок. Это «устройство», которое созидает, но в то же время разрушает. Это часть тела, которая нередко воспринимается как нечто отдельное. В силу всех этих противоречий член является одновременно и героем, и злодеем в извечной драме, которая формирует каждого мужчину (а заодно и все человечество).
Блаженный Августин, епископ из карфагенского Гиппона[3], возведенный в ранг святого, еще шестнадцать веков назад ответил на вопрос, почему мужчина неспособен управлять своим членом. Он утверждал, что это свидетельство отчуждения человека от священного начала жизни, наказание за ослушание Адама перед Богом в райском саду. Согласно Августину, этот первородный грех передавался из поколения в поколение вместе с семенем, то есть через сперму. Вот как вышло, что в культуре, где Дева Мария была символом чистоты и непорочности, мужской член стал воплощением зла. Ведь святость Марии определялась тем обстоятельством, что она, как сказано в Библии, «не знала мужа своего». То есть у нее не было контакта с мужским членом.
Правда, каким бы «зловредным» ни представлялся западному христианству мужской орган, предшествовавшие ему языческие культуры отнюдь не воспринимали его как нечто дурное и не считали «жезлом дьявола» или воплощением зла. В нем усматривали различные аспекты: и возвышенные, и низкие. Ведь он был зримым воплощением творческого начала, связующим звеном между человеком и божественным, каналом для телесного и духовного экстаза, что подразумевало единение с вечностью. Правда, тот же орган порою был орудием, направленным против женщин, детей и более слабых мужчин. Он был выражением природной силы, силы естества, которую уважали и которой поклонялись за ее способность порождать новую жизнь, но которой боялись из-за ее явного пренебрежения нормами морали. Мужской орган соединял мужчину с космической энергией, с вселенской силой — той, что из года в год выводила на пастбища новые, тучные стада и заставляла землю в полях рождать новые урожаи. Но эта же сила нередко могла уничтожить и то и другое. Правда, язычники не видели ничего постыдного в «животной похоти» мужского органа. Ведь в любовных похождениях языческих богов человеческие и животные свойства легко сочетались друг с другом. Все эти сложности и противоречия, а также непредсказуемость самой жизни были сконцентрированы в древности в одном-единственном органе — мужском члене.
При этом следует отметить, что речь идет о «пенисе», а не о «фаллосе». Последнее слово совершенно точно отражает эрегированное состояние пениса и все символические значения, связанные с таким состоянием. К сожалению, многие люди нередко используют слово «фаллос», чтобы «приукрасить» или «облагородить» слово «пенис», что, на мой взгляд, совершенно ни к чему. Тем более что в свете относительно недавних событий с участием Билла Клинтона и Джона Боббита (если говорить лишь об этих всем известных джентльменах[4]) слово «пенис» получило широкое распространение в средствах массовой информации, а сама тема стала самой обсуждаемой во время обеденных перерывов и личных разговоров на рабочем месте.
Хочется надеяться, что эта книга будет способствовать дальнейшему распространению этой тенденции, хоть и в менее обвинительной форме, тем более что ее автор разделяет убеждения одного из своих собратьев по перу, который более четырех веков назад также занимался культурологическими исследованиями мужского органа.
4
В отличие от Клинтона, имя Джона Боббита в России едва ли кому-то известно. В США оно прогремело в 1991 году, когда жена Боббита, прежде служившего в морской пехоте, отрезала ему кухонным ножом пенис, после того как он ее изнасиловал. Мало того, в ярости сжимая отрезанное в руках, она уехала из дома и выкинула где-то «эту мерзость». Потом, правда, опомнившись, набрала номер службы экстренной помощи — и о чудо! — после долгих поисков отрезанную часть нашли. Во время микрохирургической операции, длившейся более 9 часов, ее пришили на место. Через год Боббит полностью выздоровел, а впоследствии женился! Его жену, совершившую, в прямом смысле слова, членовредительство, присяжные оправдали; было доказано, что она действовала в состоянии аффекта, тем более что все случилось в годовщину того дня, когда муж заставил ее сделать аборт, оставивший бесплодной. Эта история широко обсуждалась в США, впервые введя в широкие массы проблематику понятий — «супружеское изнасилование», «бытовое насилие» и «принудительный аборт».