Лично мне неприятно и невыносимо вызывать подозрение, что я одеваюсь в еврейском ателье мод.
Среди арестованных был и Рихард Фридлендер. Его арестовали прямо на рабочем месте утром 15 июня. Его «преступление» заключалось в том, что он проигнорировал неоднократные требования к евреям выполнять трудовую повинность, и неважно, по какой причине. Нацистским властям достаточно было малейшего нарушения общественного порядка, чтобы выполнить план по арестам.
Вместе с товарищами по несчастью Фридлендера поездом доставили в Веймар, а оттуда грузовиком в расположенный поблизости концлагерь Бухенвальд. Происходившее там с новоприбывшими, в основном пожилыми врачами, адвокатами, коммерсантами или рабочими, описал впоследствии один из выживших: «По прибытию в концлагерь Бухенвальд нас прогнали сквозь строй эсесовцев, избивавших узников кулаками и ногами».
Их, 500 человек, загнали в бывшую овчарню. «Нам не хватало места. Не было ни стола, ни стула, ни койки. На ночь нам приходилось ложиться на голый пол, но мы не могли вытянуться в полный рост, для этого было слишком тесно». В первые дни у заключенных не было возможности ни помыться, ни поесть. Зато для них проводились многочасовые построения, строевые занятия, которые перемежались побоями, пытками и публичными наказаниями плетьми, например, за курение.
Наконец заключенные концлагеря приступили к изнурительным работам в каменном карьере и на строительстве дорог, ежедневно с 6.00 до 20.00, в субботу до 16.00. «Мы шли к месту нашей работы, среди нас были 65-летние мужчины. Эсэсовец с палкой в руке подгонял или лучше сказать гнал нас ударами к новому месту работы, пресловутой каменоломне. Здесь нам — а 80 % из нас прежде не занимались физическим трудом, — приходилось таскать каменные блоки такого веса, что даже квалифицированным рабочим было бы непросто их тащить. Некоторые камни оказались настолько тяжелы, что положить их на плечи другому можно было с помощью нескольких человек. Затем мы должны были нести эти камни к расположенному примерно в 1500 м шоссе, которое тоже строили заключенные. Шоссе круто шло в гору, и тут, на последних 500 м, стоящие вдоль дороги часовые-эсэсовцы заставляли нас двигаться бегом, подгоняя пинками и ударами прикладов. Хуже всего приходилось старикам, которые просто выбивались из сил. Потом мы каждый раз бегом возвращались к каменоломне. И начинали свой путь снова».
Когда подобные издевательства были преданы огласке и разоблачены в британских газетах, на партийном съезде в Нюрнберге министр пропаганды Йозеф Геббельс позволил себе едкое замечание. «Несчастным евреям, — издевательским тоном говорил он в своей речи 10 сентября 1938 года, — приходится якобы вставать по утрам в 4 часа и работать до 8 часов вечера. Потом они от этого умирают». Публика ответила громким хохотом. Но эти циничные слова отражали грубую правду. Только с июня по октябрь 1938 г. от мучений погибло более 100 заключенных. Эпидемии, свирепствовавшие среди изнуренных и страдающих от недоедания заключенных, увеличили уровень смертности в несколько раз.
Заключенный № 5927 тоже не выдержал нечеловеческих условий в Бухенвальде. «Перерождение сердечной мышцы с воспалением легких», — записано в свидетельстве о смерти Рихарда Фридлендера от 18 февраля 1939 года. Но на самом деле 58-летний мужчина не вынес условий лагерного быта. Охранники замучили его буквально до смерти. За несколько лет до массовых убийств в промышленных масштабах отчим Магды Геббельс пал жертвой нацистской идеологии расизма.
Из материалов загса в Веймаре следует, что Рихард Фридлендер оставил вдову, на которой он женился после развода с матерью Магды. Лотта Фридлендер пыталась смягчить тяготы его заключения еженедельными пожертвованиями — дозволялось не более пяти марок. Зато она получила его гроб — за дополнительную плату, и обеспечила ему безымянную могилу.
Дальнейшее расследование показало, что ее внук до сих пор жив. Правда, Михаэль Туч не много может рассказать о деде, погибшем задолго до его рождения. Но он сохранил фотографию Рихарда Фридлендера. Так у незнакомца появилось лицо: рано постаревший человек в круглых очках, с безрадостным взглядом и редкими волосами, сфотографированный на своем рабочем месте, в берлинском ресторане.