Действительность выглядела иначе. 1915 г. также не принес решающих военных результатов; счет жертв прошедших ожесточенных боев шел на миллионы. С применением отравляющего газа, который немецкая армия впервые использовала весной 1915 г. в битве под Ипром, война приобрела новые масштабы уничтожения.
Но и на втором году войны среди кровопролитных боев проглядывал человеческий облик. Вблизи французской деревни Лавентье располагались баварский и британский полки. «Хэлло, Фриц!» — прокричали британцы через передовую линию рождественским утром 1915 г. «Хэлло, Томми!» — ответили немцы. Тогда баварцы заиграли уэльский гимн и тем самым просигналили о своей готовности не применять в этот день оружия. Британцы отреагировали мелодией про «Доброго короля Венцеслава», и вскоре солдаты покинули свои позиции, чтобы — вопреки всем приказам — протянуть руки, обменять на память шоколад, табак или пуговицы вражеского мундира.
Откуда ни возьмись, вдруг появился футбольный мяч. Берги Фелстид, участник войны и очевидец, описывает, что произошло: «Эго не был настоящий футбольный матч, скорее свободные удары по мячу, перебрасывание туда-сюда. Еще помню возню в снегу. С каждой стороны было примерно по 50 человек. Я тоже играл, потому что действительно любил футбол». На полчаса все забыли, что еще вчера воевали между собой, а завтра снова направят оружие друг на друга. Кожаный мяч ненадолго объединил солдат и превратил их в тех, кем они были: молодыми людьми, которых война лишила молодости.
«Кое-какие подарки и отечественные сигары перекочевали в английский окоп, а наши люди наслаждались джемом и английскими консервами».
В то время как на родине елки в национальном угаре украшали стеклянными гранатами и пушками, Берти Фелстид и его товарищи гоняли мяч на пропитанном кровью участке ничьей земли, за который они отчаянно сражались несколько месяцев· Фелстид, которому тогда был 21 год, никогда не забывал про этот футбол на поле битвы. Уже в возрасте 106 лет, незадолго до своей смерти в 2001 г., он рассказал: «У немцев была своя родина, у нас своя родина. Но люди есть люди: нами вдруг овладели сентиментальные чувства, и мы встретились на полпути на нейтральной полосе».
Корреспонденции с фронта замалчивали такие сцены. Однако игра в футбол под Лавентье считается достоверной — благодаря Берти Фелстиду и его полковому товарищу Роберту Грейвсу, который в 1929 г. описал эту историю в своем романе «Goodbye to All That» («Прощайте все»).
Письма с фронта тоже дают информацию о дружеских встречах на фронте. Немецкий ефрейтор Адольф Бенедикт сообщал 16 июня 1915 г. своим родителям: «Мы находимся недалеко от французов, и частенько бывает, что мы перебрасываем французам леденцы и получаем за это шоколад. Французы перебрасывают нам также записки, в которых сообщают, что с их стороны предстоит штурм, и просят нас открыть огонь посильнее, чтобы атака не состоялась». Днем позже он добавил: «Сегодня французы бросили записку, в которой были такие слова: «Не стрелять старый состав». Действительно, ночью не было сделано ни одного выстрела, кроме пушечных. Я туг растянулся, так что можно подумать, что я здесь на летнем отдыхе».
Но война не стала дачным местом для солдат на фронте. С течением времени «дикие» перемирия прекратились. О рождественских встречах в 1916 и 1917 гг. не сообщается. Ежедневное пребывание на грани жизни и смерти не оставляло шансов для маленьких перемирий на фронтах. В конце большой войны в Европе оплакивали больше десяти миллионов погибших или пропавших без вести. Никогда так и не удалось возместить кровавую жертву целого поколения цветущей молодежи, принесенной на алтарь этой войны. Об этом с горечью писал будущий издатель Готфрид Берман Фишер. «В знаменитых битвах первых недель войны были уничтожены прекрасные дарования, их уже никогда не удастся восполнить. Мысль о том, как развивалась бы последующая история Германии, если бы в ней участвовали эти юноши, ставшие солдатами, впоследствии никогда не покидала меня».
1917 год. Миф о Мате Хари
Благодаря своим экзотическим танцам она стала воплощением женщины-соблазнительницы. Во время Первой мировой войны немецкой секретной службе удалось завербовать имевшую всеобщий успех куртизанку в качестве агента. Но игра в высокую политику довела ее до беды. В 1917 г. за государственную измену ее судили и казнили.
В костюме, от которого захватывало дух и который больше обнажал, чем скрывал, она, казалось, явилась из мира сказочного Востока. Одевшись только в прозрачные покрывала, украсив руки, лодыжки и голову экзотическими кольцами, диадемами и орнаментами, в начале XX века она танцевала в Париже и лишила рассудка и состояния многих мужчин своего времени. Что вполне понятно: на рубеже нового века ничего подобного Мате Хари мир еще не видел. В течение кратчайшего времени танцовщица завоевала своим храмовым стриптизом высшее общество, своими выступлениями в парижских салонах и прочих местах восхищала дипломатов, министров и принцев. Все они были в полной власти «индийской баядеры» — а она была всего лишь авантюристкой. Родившись в голландском городке Леуварден, Маргарета Гертреда Зелле (таким было ее гражданское имя) стала эротическим символом своего времени. Она придумала себе новое имя — Мата Хари — и с помощью драматичной биографии, насколько фантастической, настолько и лживой, создала собственный миф. Если бы Маргарета Гертреда Зелле, она же Мата Хари, осталась только исполнительницей экзотических танцев, мир, безусловно, забыл бы о ней. Но 15 октября 1917 г. Мата Хари была расстреляна как двойной агент и потому до сих пор считается символическим образом женского искусства обольщения и смертельной шпионской деятельности. Роковая женщина из нидерландской провинции, приехавшая в Париж, чтобы завоевать мир, заплатила жизнью за свое тщеславие — после современного «процесса над ведьмами», спровоцированного Первой мировой войной.