Маруся (вздрагивает).
Корсар. Не бойся, дитя! Если бы совесть… (проходят).
Дик Сьюкки (вполголоса, лирически):
(Из светлого квадрата кают-компании выходит Долинский).
Дик Сьюкки.
Хлюст. Брось, Сьюкки, тоску наводишь!
Долинский. Друзья, кто тут?
(Молчание. Слышно, как присутствующие обрастают идеологией).
Долинский. Товарищи, кто тут?
(Порыв ветра).
Голоса. Это мы… Это мы… Это мы…
(Лязг цепей).
Долинский. Чичикова кормили?
Акулина и Хамелеон (подымаются из люка со свечой и миской, при чем дрожащее пламя озаряет Бурдюкова и Опанаса, сидящих на кнехтах). Я, надысь, ему бараньи обрезки носила. Наш обед когда ишшо поспеет, а предатель уже жрамши! Дела-а!
Бурдюков. Ел мясо?
Акулина. А го как же? С костями сожрал!
Опанас (отрывисто). Лицемерие буржуазной культуры!
Долинский. Друзья и товарищи… Что делать с Анной?
(Пауза).
Голос Корсара. Высадить на необитаемый остров!
(У борта возникает Роберт Поотс).
Роберт Поотс. Мы догадываемся…
(Ироническое молчание).
Бурдюков (громко). Советский растратчик подлежит советскому суду.
Корсар (подходит с Марусей). Требую, как милости, последнего возлияния старой романтике!
(Общий ропот. Утренний бриз гасит свечу).
Опанас (про себя, с Гамлетовской рассудительностью, как бы мелодекламируя). — Предположим, он уже отсидел… Предположим, он уже вышел… В заключении он тачал сапоги и лепил для продажи ожерелья из черного хлеба… Этим легким трудом он скопил себе деньги в сберегательной кассе ардома… Вот он снова вступает на службу… и снова… растратил…
Акулина. А беспременно!
Опанас. Грязь и накинь старого мира нам не нужны! Старой романтике мы отдадим охвостье прошлого… (повышает голос): Бери его, Корсар — он твой!
Корсар. Мы высадим его на близлежащий необитаемый остров. Мы дадим ему воды, сухарей и пороху. Пусть живет!
Маруся. Милый!.. Есть ли острова на Черном море?
Корсар. О! Хм-м…
Роберт Поотс (возникая сбоку). Я полагаю, что остров — это кусок материка, окруженный со всех сторон водной пучиной.
(Рассвет. На грот-мачте вспыхивает розовый огонек зари. Туман падает, как парус. Бьют склянки. Блеет овца).
Старый турок (во сне). Алля, илль ля ла, вах Магомет рассуль алля! (просыпаясь) Тьфу! Маруся. С добрым утром. Турок (овце). Вах-вах, мамаджан! Льель-лья! Корсар. Поднять якоря!
Маруся. Милый…
(Суета отплытия. Перемена мест слагаемых. Яхта крейсирует в пяти кабельтовых от берега. Прибрежные скалы сбрасывают утреннюю дымку).
Голос фотографа (сверху.) Остров на правом галсе!
Корсар (с мостика). Необитаемый?
Голос фотографа. В этом роде.
Корсар. Стоп!
(Яхта останавливается неподалеку от каменного островка, окруженного водой).
Корсар. Ввести преступника!
Дик Сьюкки и Хлюст (на разных языках). Билли Палкой!
(Выводят из люка помертвелого от страха узника. Глаза его блуждают по нокам рей и, не найдя веревки, закрываются).
Корсар. Позвать кузнеца!
(Смятение).
Корсар. Расковать мерзавца!
(Двойное смятение).
Юхо Таабо (медленно подымается из машинного отделения). Я тебя заковывал, я тебя и раскую. (Спускает Чичикова с цепи и возвращается к себе домой).
Хлюст. Издеваться-то будем или нет?
Чичиков (трясясь). Дя-деньки-и, не буду! Дядень-ки-и, православные! Чтоб мне на том свете ни отца, ни матери!..
Долинский (произрастая из кубрика, где созревал для новой жизни). Довольно, Анна!
Корсар. Вас ожидает одиночество. В мире и молчании обдумайте содеянное вами. Разводите огород, копайте землю. Некоторые, как я читал, питались неплохо. Не мстить мы вам хотим, а исправить вас… Вот — остров, на котором вы окончите свои дни, если только встречная фелюга не подберет вас уже возрожденного для общества. Это — прелестный уголок. Сейте бобы, одевайтесь шерстью животных, размышляйте, купайтесь… Читайте книгу природы.
Чичиков (мечется в ужасе). Я н-не ум-мею п-пла-вать.
Фотограф. Анна, Анечка!.. Я умоляю вас, спокойно!
Долинский. Мы учли это, Анна!
Корсар. Шлюпку! Припасы!
(Роберт Поотс приносит из камбуза сухари в полотняном мешке и анкерок с водой. Дик Сьюкки за шиворот спускает и шлюпку хрипящего в припадке Чичикова. Хлюст садится вместе с ними, все угрюмо молчат).
Фотограф (глотая рыданья, защелкивает кассету). Готово. Кажется, передержал.
Корсар (Марусе). Принеси, котик, из моей каюты порох! На полочке справа, знаешь? В баночке из-под кофе.
(Маруся вихрем проносится в каюту капитана и обратно на капитанский мостик. Сьюкки принимает порох. Шлюпка отчаливает. Все взгляды устремлены на скалу. Вскоре Дик и Хлюст довозят пленника до места его успокоения. Шлюпка пускается в обратный путь).
Крик Чичикова. К-карраул!
Корсар (задумчиво). Бедный Павел!
Маруся. Не волнуйся, кися!
Долинский (игнорируя). Друзья и товарищи! Славный «Паразит» избавился от бесславного паразита.
Все (восторженно). Долой!
(Возвращается шлюпка).
Хлюст и Дик Сьюкки (вместе). Билли Палкой! (уходят, раскачиваясь, в рулевую рубку).
Корсар. Вперед! (Стучит машина. Яхта продолжает путь).
Бурдюков (с дикой энергией). Назовем же яхту новым именем!
Крики. «Первомай»! «Электрон»! «Витебск»! «Красная стрела»! «Смерть капитализму»! «Демьян Бедный»! «Маруся»!
Маруся. «Новобыт»!
Все. Урра! Есть!! «Новобыт»!!!
Акулина (выбегает из камбуза). Батюшки, соль-то забыли! И-и! Как же это он сухарь-то без соли?..
(Секунда гробового молчания).
Корсар (грустно, но веско). А он его и несоленого.
Новые крики. Урра!!! «Новобыт»!!!
Забытый голос (мягко). Ура!
(Все оборачиваются и, ахнув, в суеверном ужасе пятятся назад; Роберт убегает в кают-компанию. Те же и Лева Промежуткес).
Лева Промежуткес. Голосую за «Новобыт».
(Тишина, шепот Маруси — «Молчи, не волнуйся»).
Лева Промежуткес. Я жил в крупе.
Акулина (всхлипывает).
Лева Промежуткес. Что может стоять? — Мешок. Что может лежать? — Крупа. Что может сидеть? — Лева Промежуткес.
Бурдюков и Опанас (тепло, но робко). Здравствуй, Лева!
Лева Промежуткес. Что такое мысль? — Письмо. Что такое чувство? — Еще одно письмо. Что такое молчание? — Юхо Таабо! (кричит и машинное отделение). Юхо Таабо, я говорю им, что вы — золото!
(Со скалы доносится заглушенный крик: — «карраул!»).
Лева Промежуткес. Слушайте, что я вам скажу. Я-таки был безработным и я-таки играл на пианино в кинематографе. И меня-таки послали в дом отдыха, потому что я — член союза рабис. Слушайте дальше (садится на борт). — В один прекрасный день бедный безработный еврей сидит под пальмой. И слышит, что на скамейке под не пальмой разговаривают девушка и молодой человек. Она говорит, что проехать на лодке в Турцию таки да безопасно, а он говорит, что его выкинут из комсомола. Я говорю себе: «Лева Промежуткес! ты ешь государственный хлеб и ты дышишь советским воздухом, так зачем тебе, чтобы комсомол терпел убыток?» Так я сижу и размышляю, а в это время подходит другой молодой человек и говорит, что у него нет денег на фотографические пластинки. Потом они все вместе уходят в одну комнату. Тут уж я больше не могу терпеть и узнаю от них через подслушивание то, чего они сами не знают. Потом первый молодой человек говорит другому: «Ты — сволочь, ты у меня ее отбиваешь». Другой говорит: «Я тебе дам в морду». Тут я понял, что это два друга и, что, если я им не помогу, то пусть лучше с меня куски мяса падают! Письмо фотографа я тоже видел. А разве мне жалко отдать под пластинки последние два рубля? Я лег себе в лодку под кормой и спокойно лежал, пока не потонул. Так вы меня вытащили. Остальное известно.