И однако Нобунага был только сыном мелкого военного вождя — человека скромного происхождения, талантливого или удачливого бретера, сумевшего прочно закрепиться в замке Нагоя и воспользоваться смутами того периода. Там и родился Нобунага в 1534 г., а также прожил всю юность, похоже, никогда не покидая семьи, что по тем временам и для этого мира воинов могло выглядеть оригинальным. Когда его отец в 1551 г. умер, Нобунага принял его наследство с жестокостью, характерной для его социальной категории — выскочек — и для его времени: чтобы исключить всякое соперничество, он велел убить младшего брата и с оружием в руках изгнал основных членов своего рода, за исключением своего сына Нобутака (1558–1583) и другого из братьев, Нобуканэ (1543–1614), которому не без основания полностью доверял. Такое милосердие не разумелось само собой, потому что родство, даже между отцом и сыном, не обязательно предполагало верность. Потом он напал на соседей. Разгромив вскоре род Имагава (в 1560 г., при Окэхадзаме), он в 1562 г. заключил союз с тем, кто теоретически должен был их защищать, — будущим Токугава Иэясу. Нобунага несомненно рассчитывал на благоразумие последнего, у которого были все основания поспешно согласиться: бесспорно Нобунага представлял такую опасность, которую лучше было обойти, чем сталкиваться с ней.
Возник настоящий порочный круг, потому что, имея такую поддержку, Нобунага уже не хотел довольствоваться провинциями своего детства: он решил вступить в игру на уровне страны и в 1568 г. обосновался в Киото, провозгласив подчинение правительства военным под предлогом защиты императора (в то время — Огимати) и сегуна (в данном случае это был Ёсиаки, которого он только что сам и назначил). Модным лозунгом стал «тэнка фубу» — «империя, подчиненная мечу».
Первыми жертвами этого прославленного меча стали буддийские монахи, к которым он питал особую ненависть, потому что среди них было много монахов-воинов, которые ради защиты крестьян, работающих под их началом, собирались в настоящие армии и влияние которых на низшие социальные слои не имело равных.
Нобунага, предчувствуя более чем вероятное сопротивление, бросил в бой все свои силы и сжег монастыри на горе Хиэй, на склоне к востоку от Киото, а также обратил в пепел постройки Хонгандзи в Осаке. Таким образом, в 1573–1574 гг. около двадцати тысяч монахов заплатили жизнью за поддержку, оказанную ими семьям, которые еще дерзали противиться Нобунага: Асакура и Асаи.
Их сопротивление подвигло к этому и других, более важных лиц: в 1572 г. сёгун стал искать и добился союза с военачальником, имевшим репутацию живой легенды, — Такэда Сингэном. В первое время Сиигэн еще раз доказал свое превосходство в качестве тактика, разбив в 1573 г. наголову противников, связанных с Нобунага и Иэясу. Это была победа героя на старинный лад и в то же время последний его бой. Когда рядовые осматривали, как обычно, тела на поле боя, — отрубая головы у трупов важных персон, чтобы передать их победителю, что было самым надежным способом довести до него информацию, — солдаты Такэда Сингэна обнаружили тело своего командующего. В их рядах сразу же распространились растерянность и паника. Нобунага только этого было и надо, чтобы воспользоваться случаем: он окружил Киото, сжег предместья и де-факто уничтожил то, что оставалось от рассеявшейся власти сегунов Асикага. Когда оставшиеся силы могучего храма Хонгандзи в Осаке сочли за благо соединиться с сыном Такэда Сингэна, чтобы попытаться выправить положение, Нобунага, впервые в японской истории применив огнестрельное оружие в большом сражении (Нагасиио, 1575 г.), окончательно уничтожил их мощь.
После этого понятие военной диктатуры уже было не пустым словом. Нобунага, решив конфисковать у крестьян оружие, прикрепил их к земле, в то время как его посланцы составили кадастр возделываемых земель, чтобы проще было учитывать налоговые поступления.
Тоётоми Хидэёси — длинное имя, произносить его долго; у японцев его звучание вызывает ассоциации со старинными родовыми именами, увенчанными честью и славой. На самом деле никто толком не знает, как его звали по-настоящему, первоначально — мелкого крестьянина, в возрасте мужчины ставшего правителем Японии. Его отец, когда позволял сезон, зарабатывал на жизнь, служа знаменосцем у местного помещика. А мальчик, несомненно, слишком часто предоставленный себе сам, похоже, очень рано приобрел плохую репутацию. Склонный к дракам, обучаясь или работая то здесь, то там, в конце концов он поступил на службу дому Имагава в современной префектуре Аити.
Глава рода привязался к этому мальчику, беспокойному, но наделенному живым умом и бесспорными воинскими способностями, несмотря на тщедушное телосложение недоедающего ребенка. Тем не менее этого неожиданного покровительства недостало, чтобы удержать Хидэёси, который — при всей признательности первым господам, которую он позже выражал, — в конечном счете бежал и после разных авантюр поступил на службу к Нобунага.
Оба этих человека одного и того же закала — даже если Нобунага мог похвастаться чуть менее скромным происхождением, чем его ученик и соратник, — в своих действиях умели сочетать, искусно дозируя, страх, покровительство, отвагу на поле боя и запугивание в роскошных дворцах, выдающимися строителями которых они стали; короче говоря, они ловко манипулировали людьми, используя одновременно утонченные и жесткие психологические средства.
Один проект тянул за собой другой: как подчинить глав регионов, не имея столь же сильных армий и обилия ресурсов? Как получить эти ресурсы, если не вводить налог? И как ввести налог, не зная ни базы обложения, ни ожидаемой суммы, ни того, кто будет платить и как?
Сразу после смерти Нобунага в 1582 г. Хидэёси, продолжая его дело, предпринял от своего имени «охоту за мечами»: каждый должен был выбрать свою категорию — воин, крестьянин, ремесленник, купец — и соответственно платить: своей кровью, продуктами, которые он выращивает, или деньгами, зарабатываемыми на торговле или занятиях ремеслом. После того как выбор сделан, уклоняться от него будет за
Будет строго запрещено крестьянам всех провинций хранить у себя сабли, мечи, луки, копья, мушкеты или какое бы то ни было оружие <…> всем провинциальным даймё, сеньорам и их уполномоченным будет поручено конфисковать все это оружие и доставить его нам.
Чтобы не расточить собранные таким образом сабли и мечи, их расплавят, дабы [это оружие) послужило для изготовления гвоздей и скоб для великого Будды, который будет воздвигнут. Таким образом крестьяне будут спасены не только в этой жизни, но и в иной.
<…> Говорят, что за границей в древние времена китайский царь Яо превратил ценные мечи и изящные клинки в земледельческие орудия, когда умиротворил страну; в нашей стране так никогда не делалось. И потому да посвятят себя все крестьяне земледелию и разведению тутовника, хорошо сознавая цель и смысл этого эдикта. [5]
прещено; социальный лифт, так хорошо сработавший по отношению к Хидэёси, останавливался.
Замораживание классов, актуализация кадастра, непрестанная и лютая борьба против великих храмов, которые, пытаясь защитить своих крестьян, толкали их на восстания во имя некой свободы культа и религиозной принадлежности: огнем и железом, но при бесспорной широте взглядов Хидэёси закладывал основы доиндустриальной Японии. Историки всегда оценивали эти действия в его пользу, пусть даже они вписываются в рамки самодержавной и диктаторской концепции управления.
5