Нельзя сказать, что европейские знания доходили до Японии в систематизированном виде. Часто информация носила отрывочный характер. Но японцы, обладая длительным опытом заимствования, практической смекалкой смогли извлечь и применить на практике много полезного из европейского опыта. А начиная с XIX в. можно говорить о том, что добывание информации о Западе приняло целенаправленный характер. Эта деятельность приняла такой размах, что есть все основания согласиться с английским исследователем Д.Кином, написавшим, что «грубую ошибку совершают некоторые историки, недооценивая знание Запада в жизни Японии до прибытия Перри».
Часть 4
ЗАКАТ ЭПОХИ ТОКУГАВА
Глава 1
РАЗВИТИЕ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА
Проявления экономического кризиса
С начала XIX в. в сёгунате Токугава стал развиваться всеобъемлющий социально-экономический и политический кризис. Одним из его важнейших показателей было резкое снижение темпов роста годового дохода, получаемого в основном за счет сельскохозяйственного производства. По сравнению с началом XVIII в., когда годовой доход составлял 26 млн. коку (1 коку=150 кг) риса, в начале XIX в. он увеличился лишь на 15 % и составил 30 млн. коку.
За 150 лет (1700–1850) площадь обрабатываемых земель увеличилась почти на 18 %, но урожайность практически не выросла. Это свидетельствовало о неспособности правительства обеспечить развитие производства в необходимых масштабах ни за счет расширения посевных площадей (этот резерв экстенсивного развития был к тому времени в Японии практически исчерпан), ни путем интенсификации их использования.
Правда, за это же время не особенно возросло и бремя, которое несли основные производители — крестьяне. Власти бакуфу и многие даймё̄, понимая, что существует определенный предел увеличения поборов, старались не доводить дело до серьезных социальных взрывов. Поэтому в целом положение крестьян в последний период существования сёгуната Токугава было несколько лучше, чем на его начальной стадии. Но следует заметить, что немалую роль в этом сыграли именно выступления крестьян, которым удалось поставить своего рода предел увеличению эксплуатации.
К началу XIX в. уже существовало заметное число мануфактур в шелкоткацкой, хлопчатобумажной и льняной отраслях. Они были довольно широко распространены также в винокурении производстве соли, растительного масла и соевого соуса, железоделательном и гончарном производствах. Это свидетельствовало о значительном развитии товарно-денежных отношений. Однако ограничительные меры правительства бакуфу и слабая покупательная способность основной массы населения — крестьян, продолжавших, в основном, вести натуральное хозяйство, — тормозили развитие внутреннего рынка.
В стране продолжала существовать жесткая иерархическая система со строжайшей регламентацией всех сторон производства и жизни общества. Однако с развитием товарно-денежных отношений постепенно менялось соотношение сил между разными сословиями, и границы между ними размывались. Тем не менее власти бакуфу по-прежнему продолжали дискриминировать торговцев, рассматривая их как непроизводительную силу. Они недооценивали тот факт, что финансовая мощь купцов и ростовщиков фактически выдвинула их на одно из первых мест в обществе.
Сёгунскому двору требовались все бо́льшие и бо́льшие средства, что было связано не в последнюю очередь с личностью сёгуна Иэнари. При его дворе царили роскошь, разврат и коррупция. Для решения финансовых проблем бакуфу все чаще прибегало к так называемой порче монеты (снижению содержания драгоценных металлов в них) и к увеличению поборов с торговцев. Только в период с 1806 по 1813 г. оно трижды использовало подобную практику и получило дополнительно свыше 1,4 млн. рё̄. Одновременно феодалы отказывались платить свои долги (крупные даймё̄ требовали отсрочки выплат своих долгов на 100–200 лет).