Нам представляется, что сложившийся в Японии хозяйственно-культурный комплекс способствовал отсутствию экспансии во внешний мир. Цикл воспроизводства носил замкнутый и само-достаточный характер; территория архипелага располагала всем необходимым для его поддержания. Главным здесь, по-видимому, следует признать отсутствие скотоводства и почти неизбежно сопутствующего ему комплекса территориальной агрессивности, вызываемой потребностью в пастбищах, а также богатые ресурсы моря, которые для того времени можно принять за неисчерпаемые, т. е. мало подверженные борьбе за территориальное превосходство; заливное рисосеяние, автоматически предполагающее интенсивные методы хозяйствования и тщательное освоение, прежде всего, ближнего пространства. Территориальная экспансия Японии началась только после «обновления Мэйдзи» (1867 г.), когда она перешла на рельсы европейского индустриального развития, которому с неизбежностью сопутствует необходимость в порочно увеличивающемся количестве минеральных ресурсов.
Объективно существовавшие предпосылки изоляционизма дополнились чисто историческими факторами. Нараставшая в VIII в. мирная экспансия иноземной культуры подтачивала саму идеологическую основу существования японского общества — культ предков, освящаемый синтоизмом. Может быть, наиболее зримое выражение этот процесс нашел в неудавшейся попытке, фактически единственной на всем протяжении японской истории, смены правящей династии, предпринятой буддийским монахом. К тому же выходцы из Кореи и Китая предприняли масштабные усилия ревизовать синтоистский миф за счет создания генеалогических списков, согласно которым иммигранты возводили свое происхождение к божествам синтоизма. Увидев в этом процессе размывания устоявшихся социальных ценностей угрозу собственному положению, японская родоплеменная аристократия выказала явственное стремление к самогерметизации, прослеживаемое и ранее, стараясь не допустить сторонние элементы в свою кастовую структуру. Естественно, что и ее социальная политика оказалась подчинена этим целям: она была рассчитана на предотвращение социальной мобильности во всех общественных стратах.
Однако способ изоляционизма, избранный японской аристократией, оказался весьма своеобразным. Провозглашенное ею следование дорогой предков распространялось в основном на социальную сферу, что теоретически могло бы при должном контроле привести к полному блокированию потенций ко всякому развитию. Однако этого не произошло, ибо образование, наука и техника фактически не вошли в понятие формирующейся концепции национальной культуры и, таким образом, для континентальных достижений в этих областях никогда не существовало непреодолимых преград.
Отказавшись от решения политико-военных задач на Корейском полуострове, японское государство, однако, не утеряло интереса к культурному взаимодействию с материком. Однако приоритеты были изменены: теперь наибольший интерес вызывал Китай — безусловный центр древней дальневосточной цивилизации. Успев отправить четыре миссии к Суйскому двору, Ямато продолжало посылать посольства в Китай Танский: с 630 до 838 г. со средней периодичностью один раз в 14 лет. Первые посольства к Танскому двору состояли из одного или двух кораблей, на каждом — от 120 до 160 человек. В VIII в. отправлялись уже обычно четыре корабля. Наиболее многочисленное посольство было отправлено в 838 году в составе более 600 человек. Обычно в состав посольств входили собственно дипломаты, специалисты: врачи, фармацевты, астрологи, ремесленники, ученые и монахи, экипаж кораблей. Посольства являлись поставщиками разнообразной письменной информации, на что выделялись специальные ассигнования. Монахи Сайтё и Кукай, направившиеся в Китай с посольством 804 г., привезли в Японию 446 текстов только буддийского содержания; число светских текстов не поддается точному учету. Не слишком большое количество посещавших Китай (в среднем за год их количество можно оценить в 30–40 человек) позволяет предположить, что основным средством приобретения необходимой информации и навыков были книги, которые изучались, переписывались и распространялись. Наиболее многочисленные личные контакты с носителями континентальной культуры осуществлялись не посольствами, а достаточно мощным потоком переселенцев с Корейского полуострова, вызванным крушением Пэкче (663 г.) и Когурё (668 г.), когда Силла удалось объединить Корею. Как свидетельствуют генеалогические списки «Синсэн седзироку» (815 г.), в высшей элите японского общества около трети были недавними выходцами с Корейского полуострова. Находясь на стадиально более высокой ступени развития, они, естественно, представляли собой незаменимые кадры для государственно-культурного строительства. Определенную роль в приобщении японцев к дальневосточной цивилизации играли и посольства государства Силла.