- Твоя первая скрипка. На ней никто не играл прежде, - она протянула ему продолговатый чехол из красного бархата. Внутри лежал тоненький смычок из бразильского дерева. - Береги её и никому не отдавай. Пусть музыка исходит от сердца. Так ты сможешь раскрыть души людей. И техника здесь не столь важна. Куда важнее твои искренние эмоции.
Смычок стал волшебной палочкой Митча. Звуки его скрипки одних людей делали счастливыми, других - печальными. Но никто не оставался равнодушным к игре мальчика.
Кто-то говорил, что у него талант. Другие твердили о настоящем волшебстве. Сам же Митч никогда не задумывался об этом. Он не спорил и не соглашался. Он просто играл. От всего сердца. С душой.
За пианино сидел маленький мальчик в полосатой кофте с короткими рукавами. Справа от него стоял худенький скрипач в сером костюме. В комнате в лёгком танце завертелись звонкое стаккато и протяженное легато. Мальчики играли в унисон. Тётушка Рой, расположившись в углу комнаты, сняла очки и прикрыла глаза, наслаждаясь игрой её лучших учеников...
- Митч, пойдём, - он вздрогнул от того, что кто-то тронул его за плечо.
Картинка с воспоминаниями свернулась в чёрный клубок и, взорвавшись, испарилась.
Митч посмотрел по сторонам и увидел людей в чёрных одеяниях. Они молча шли по узкому коридору между скамьями к выходу из церкви. Женщины с покрытыми головами утирали платками мокрые от слез щёки, а мужчины прятали покрасневшие глаза.
Мимо мальчика прошёл маленький скрюченный вопросительным знаком старичок в тунике до пят. Он потушил последнюю свечу в таре с песком и обернулся. Впалые острые щёки, тонкая мраморная кожа, обтягивающая череп, пульсирующие вены на висках: всё напряглось. На мгновение показалось, словно старик хотел ему что-то сказать: выпятив подбородок вперёд, он сложил губы в тонкую полоску. Митч в ожидании замер. Но тот лишь издал приглушённый звук «пы» и тяжело выдохнул.
- Спасибо, - отчего-то мальчику захотелось поблагодарить старика. - Спасибо, - повторил он снова.
В ответ священник промолчал и какой-то потерянной походкой вышел из церкви.
Всё это время тётушка Рой стояла за спиной Митча. Она обняла его за плечи и в последний раз посмотрела в сторону двух стоящих рядом черно-белых фотографий: юной улыбающейся женщины с распущенными кудрявыми локонами и пожилой дамы с задумчивым пронзительным взглядом. Она повернулась к мощной металлической двери и ушла.
В тот вечер Митч, один в своей комнате, играл мамину любимую мелодию. Играл до утра следующего дня. Музыка возрождала её нежный образ: маленькие ямочки на румяных круглых щеках, едва заметные морщинки в уголках искрящихся зелёных глаз, мягкие шелковистые локоны, спадающие низ плеч. Такой он хотел её запомнить. Не изможденной и исхудавшей со впалыми щеками, не с серо-жёлтым оттенком лица и вымученной улыбкой, которая вызывала страх, нежели радость. Нет, вовсе не пленницей болезни должна была ожить она в его воспоминаниях. Митч хотел запомнить её феей. Жизнерадостной, светлой феей жизни, которая подарила ему счастье завтрашнего дня.
Скрипка оплакивала его потерю. Смычок рассказывал о его боли. А юноша не проронил ни единой слезы. Он играл. Играл долго. Играл громко. Со всей душою и от чистого сердца. Играл мамину любимую мелодию. Мелодию для своей феи.
Весна. Лето. Осень. Зима. Месяц за месяцем, год за годом. Стрелки часов не прекращали свой ход. А душевная боль ребёнка все больше и больше пряталась за стеной музыкального отчуждения молодого человека.
За окном стоял морозный февраль. Хлопья снега медленно опускались на хрустящие полотна белоснежных полей. Верхушки деревьев с пушистыми шапками стояли смирно, не двигаясь. Задумчивая тишина скромно шагала по лесной опушке.
Молодой человек, укутанный в чёрное кашемировое пальто, в шляпе, натянутой до бровей, угрюмо направлялся к лесу по хрустящему снегу.
- Эй, парень, подбрось-ка огоньку, - передразнивая постояльца кафе, пробормотал Митч себе под нос.
Кафе «У Хью» (там он работал уже несколько месяцев) не пользовалось особой популярностью среди жителей города. Обычно сюда по чистой случайности забредали сбившиеся с пути путешественники, чтобы согреться кружкой горячего шоколада или пожилые пары в поисках тишины и покоя. Правда, были и свои постояльцы. Точнее - постоялец. Один. И самый, что ни на есть, противный из противных.
«Странный тип», - так говорили о нём люди.