— Здравствуй, мой брат, — сказал Франциск. — Я чуял, как страдает твое сердце, и пришел сюда, чтобы ты мне рассказал о своей печали. Может быть, ты ел слишком много горьких зерен. Почему ты не наслаждаешься миром, как белые ягнята и горлицы? О, полевой бродяжка, что ты ищешь тревожно здесь, здесь, где никогда ты не услышишь дыханья собак, бегущих за твоей бедной шерсткой?
— О милый, друг, я ищу здесь моего Бога, — ответил Заячья Губа. — Пока ты был им на земле, я оставался спокойным. Но здесь в Раю я заблудился, не чувствуя рядом тебя, о божественный друг животных. Моя душа страдает, не находя Бога.
— Думаешь ли ты, — продолжал Франциск, — что Бог покинул зайцев и что они одни на свете не могут войти в Рай?!
— О, нет, — ответил ему Стертая Лапка, — я не думаю об этих вещах. Я шел за тобой потому, что научился узнавать тебя, как плетень. Тщетно я искал в этих лугах Бога, о котором ты говоришь. Мои спутники нашли его тотчас и вошли каждый в свой Рай, я же блуждаю. С той минуты, когда мы расстались с тобой и я попал на небо, тоска по земле заставляет биться мое дикое и ребяческое сердце.
О Франциск, о мой друг, о моя единая вера, отдай мне землю. Я чувствую что здесь я не у себя. Верни мне мои грязные борозды, мои глинистые тропинки. Верни мне мою долину, где рожок охотника колебал туманы. Верни мне ямочку, где я слушал, как благовест, лай гончих с висячими ушами. Верни мне мой страх. Верни мне мой ужас. Верни мне мой луг, на котором ты нашел меня. Верни мне зарю на реке, откуда осторожный рыболов вытаскивает угрей. Верни мне отаву, синюю от луны, и мою тайную пугливую любовь в диком щавеле, когда я больше не отличал падающий лепесток шиповника от розового языка моей подруги. Верни мне мою слабость. И пойди скажи Богу, что я не в силах больше оставаться у Него.
— О Стертая Лапка, — ответил Франциск, — о мой друг, о нежный боязливый простак, о Заяц с малой верой, богохульник, если ты не нашел твоего Бога, то это потому, что ты не умер, как твои товарищи.
— Но, если я умру, чем я стану? — воскликнул Рыжая Шерстка.
И Франциск ответил:
— Если ты умрешь, ты станешь своим Раем.
Беседуя так, они пришли к границе Рая животных. Здесь начинался Рай людей. Заяц опустил голову и прочел на маленьком домике надпись, указывающую направление.
Кастети-Балансон 5 к.
День был такой жаркий, что надпись, казалось, трепетала. Вдали дорога пылила, как в сестре Анне, когда говорят: «сестра, ты ничего не видишь?» Бледная сухость ее была прекрасна, горько напитанная мятой.
И Заяц увидел лошадь, запряженную в тележку.
Это была кляча, тащившая одноколку. Она могла идти только галопом. Расслабленный остов ее подпрыгивал от каждого шага, хомут покачивался, и землистая грива, зеленая и блестящая, как борода старого моряка, моталась из стороны в сторону. Животное с трудом подымало распухшие как булыжник копыта.
Тогда сомнение, более сильное, чем все входившие до сих пор в душу Зайца, пронзило его.
Это сомнение было маленькой дробинкой, вошедшей через затылок в мозг Ушастика. Волна крови, более прекрасная, чем горящая осень, развернулась перед его глазами, в которых занимались уже вечные тени. Он кричал. Пальцы охотника сжимали его горло, душили. Сердце его, бившееся раньше как бледный шиповник в утренний час, теперь замолкало. Одно мгновение он оставался в руках своего убийцы неподвижным и вытянутым, как смерть. Потом старый Стертая Лапка подпрыгнул. Его когти тщетно старались достичь земли, но охотник не выпускал его. Заяц медленно, мало-помалу, кончался…
Внезапно он ощетинился и стал похожим на жниво, в котором он прятался со своим братом маком и сестрой перепелкой, похожий также на глину, в которой он мочил свои бедные лапы, похожий еще на осеннюю листву, на холмик, форму которого он теперь принял, похожий на яму, в которой он, как благовест, слушал лай гончих с висящими ушами, похожий на сухую скалу — любимицу травки Богородицы, похожий на грубую одежду Франциска, похожий своим взглядом, в котором расстилалась теперь ночная лазурь, на лужайку, где его ожидало меж сердец дикого щавеля сердце подруги, похожий своими слезами на ангельский источник, у которого сидит рыболов и поправляет свои снасти, похожий на жизнь, похожий на смерть, похожий на самого себя, похожий на свой Рай.
ДОБРОТА БОГА